Ковчег-Питер

Я вытащил бумаги капитана Волкова и пожалел, что раньше не сунул их ему под нос, раз он такой деловой. Витюша, действительно, документами сразу заинтересовался, взял их и стал читать. А пока он читал, я смотрел на него и думал, что он, в общем-то, ненамного старше меня. Витюша дочитал, сложил бумаги и вернул мне. Потом заговорил:

– То есть, по-вашему, я, Виктор Парщиков, глава финансового холдинга «Меркурий Инвест», в ночь, когда отмечали юбилей основания одного из наших филиалов, ушел из ресторана, оставив своих гостей: видных бизнесменов, политиков и журналистов, – чтобы разбить витрину магазина подарков. Затем похитил костюмы Микки-Мауса, Арлекина и кого там еще… а, да, Мальвины. Прихватил набор одноразовой посуды и свечи – видимо, коллекционный фарфор ресторана «Олимп», где проходило наше мероприятие, меня не устроил. Затем я выпустил свадебных голубей и скрылся в неизвестном направлении. И все это потому, что вы встали на колени перед моей невестой, пытаясь помочь ей с этим дурацким браслетом, из-за которого она чуть вечер мне не сорвала?

Витюша смотрел на меня, а я – на него. Спины амбалов впереди были безмолвны.

– Ну ладно, не сам вы, конечно, – начал я сдавать позиции. – Ясное дело, наняли кого-нибудь.

– Предположим. А причем здесь ваша учительница?

И тут я понял, что уже не очень знаю, как это объяснить и спросил:

– Вот у вас в школе была любимая учительница? Ее как звали?

– Я учился в закрытом учебном заведении в Англии, и имена моих преподавателей для вас – это совершенно излишняя информация, – ответил Витюша, кажется, уже устав от этого разговора. Он снова положил руку на плечо сидящего впереди амбала и велел:

– Игорь, останови здесь.

Машина остановилась, и Витюша сказал, не глядя на меня:

– До свидания, Антон Скворцов.

Я ждал, что он скажет еще что-нибудь, но он молчал и даже уже не замечал, что я все еще сижу рядом. Тогда я открыл дверь и вылез из машины. Она тут же стартанула дальше по улице. А я остался стоять, пытаясь сориентироваться, где они меня высадили.

Лидия Павловна

Я даже не поняла, как это случилось. Запомнила почему-то только потолок машины, в которой меня везли. Наверное, должна была испугаться. Потом спросила у широкоплечего:

– Когда вы меня отпустите домой?

Получилось совсем по-детски. Он ответил:

– Это и от вас будет зависеть.

Потом мне что-то вкололи, и я заснула. Когда открыла глаза, вокруг было темно.

Телефон разрядился. Наручных часов тоже нет – на дачу никогда их не надеваю, оставляю в городской квартире. Сколько сейчас времени? Часа два или три ночи? Под дверью светлая щель – там горят лампы. Как хочется сейчас быть дома.

Я – мидия. Как хорошо, что можно быть мидией. Я не в этих чужих стенах, не в этой темноте. Я в своей ракушке. Створки надежно закрыты.

От слабости и чувства собственной беспомощности вдруг вспомнила детство. Там была такая же светлая щель под дверью моей утопающей в темноте комнаты. Каждый вечер я цеплялась за нее глазами, всматривалась в тени, проплывающие там иногда, вслушивалась в приглушенные звуки. За дверью еще пили чай, позвякивая ложечками, делали какие-то мелкие домашние дела, обсуждали взрослую жизнь. А я, маленькая, лежала посреди бескрайней темноты и умирала от страха. Вокруг простирался невидимый мир, из которого на меня каждую ночь смотрели глаза огромного чудовища. Мама говорила:

– Ну посмотри, Лидочка. Видишь, это просто чемодан стоит на шкафу, и застежки поблескивают. Что же тут страшного? Хочешь, мы его застежками к стене развернем? Ты только пойми: когда я выключаю свет, в комнате ничего не меняется, все остается по-прежнему.

Но я знала, что когда мамы в комнате не было, то не работали и ее правила. Может, я сама была в этом виновата. Я же первая и нарушала ее нехитрые повседневные законы. Это ведь я позволяла себе грызть сушки или печенье в комнате, крошить на пол, пробегать в уличных ботинках по ковру за оставленной на столе тетрадкой, забывала поливать цветы. А уж если дочь хозяйки дома так делала, то чего было ждать от ночных чудовищ. Так что и они, эти чудовища, которые по ночам таились в темноте, притворялись безобидными домашними вещами только до тех пор, пока мама была рядом, а когда она выходила за дверь, они выползали наружу и окружали меня со всех сторон.

Антон