Ковчег Лит. Том 2

Володя-молодой ушел вперед. Прокурор сразу зашагал к висячей кабинке телефона.

— Ну как он там? — даже свой голос был чужой, далекий.

С самолета звенело в ушах. Усталый голос жены еле слышен, приходилось вжимать ледяную трубку в ухо.

— Слабый совсем.

— Ничего, поправится. Дай мне его.

В трубке повисла тишина…

— Папа звонит… — Опять тишина. — Не хочет с тобой разговаривать.

Он ведь этого ожидал, но резануло так больно. Просто прижал холодную трубку и слушал, как его добьют.

— Слушай… Ты домой не приезжай. Я вещи к твоей маме завезу.

Гудки.

Володя подошел.

— Не встречает нас никто, Михал Ваныч. Местные чукчи повымерли.

— Эвенки, — поправил Володю прокурор.

Страшно хотелось выпить.

Долго шли по грязной улице к исполкому. Скособоченные хижины не интересовали прокурора, он смотрел, как его черные импортные «инспекторы» превращаются в комки жирной грязи.

Володя матерился и долбил в дверь исполкома, пока им не открыл заспанный старик эвенк.

— Водитель Миша в запое, однако. Машина, однако, — старик махнул на стоящую во дворе «Волгу», а сам все смотрел на прокурора, будто даже с испугом.

«Чего он смотрит?» — думал прокурор.

Володя — бодрый, розовый, молодой — переминался с ноги на ногу, как конь, а прокурору было плохо.

— Поедешь, — сказал прокурор.

Володя кивнул и спросил эвенка:

— Дорогу покажешь?

Старик с ужасом посмотрел на прокурора, замотал головой и протянул Володе ключ. «Боится меня, что ли?» — удивился прокурор.

— На север одна дорога, однако, — выдавил эвенк и ушел в исполком.

— Чукча — он и в Африке… — хмыкнул Володя-молодой, обходя исполкомовскую «Волгу». — Быстренько смотаемся, и домой, одним днем, а, Михал Ваныч?

Прокурор со вздохом плюхнулся на переднее сиденье.

Не было у него никакого дома.

Страшно хотелось выпить.

За поселком грязная ухабистая дорога стала грязней и ухабистей. Прокурора укачало. Голоса в голове сменяли один другой. Голос жены твердил: «Не приезжай». Сын спрашивал: «Что ты мне привезешь?»

Кого он обманывал? Последнее «что ты мне привезешь» было сотню лет назад, последнее «я тебя люблю» от жены — никогда. Ясно же — без него сыну лучше. Без попоек и командировок, без похмельного ора.

Закрыл глаза. Маленький Сашок свернулся под одеялом. «Больно, папка, больно, больно». Какой у него лоб горячий!

Будто кто-то высосал из прокурора жизнь, оставил бездушное тело. Он давно научился бороться с похмельем и с тоской, но не со снами. А сны все приходили странные. Даже наяву. И сбывались.

Грунтовая дорога в тайге как нельзя кстати подходила к его снам.

Показалось вдруг — кто-то позвал из лесу.

Прокурор вздрогнул и очнулся.

— Что, товарищ Воронин, тяжко тебе? — посочувствовал Володя.

«Молодой», — прокурор посмотрел на Володю с завистью.

«Волга» вязла в глине и скользила на поворотах.

— Хорошо бы дождя не было, — сказал Володя.

Прокурор отвернулся в окно. Как-то связались это место, дорога с его давним беспокойством. Тяжесть на сердце все усиливалась. Когда появилась эта каменная тяжесть? Когда наступила глухая водочная болезнь-безнадега? В Москве наступила, переместилась с прокуроровым телом сюда, за тысячи километров. Дорога — нелепое похмельное марево — болела вместе с ним.

Через дорогу, из лесу бежала черная кошка и смотрела прямо на прокурора. «Глупость какая… В тайге кошка…» Желтые глаза. Едва ощутимый толчок под колесом. «Может, колдобина?» Володя суеверно сплюнул через плечо.

II

Подъезжали. Забор деревянный с вышками. Колючая проволока.

Прокурор поморщился. Это тебе не завод какой-нибудь. Здесь все сложнее будет.

Забор, кстати, чахлый и прогнивший.

— От медведей забор, — штатно пошутил Володя.

Но он ведь прав — некуда бежать с таких зон.

Прокурор показал удостоверение, караульный взял под козырек и открыл ворота.

Подкатили к главному зданию, похожему на школу, — типовая бетонная коробка. Дальше — деревянные бараки. Все двери мерзко скрипели: у «Волги», у входа в «школу», в коридоре.

Еще удостоверение, снова под козырек. Дурман звенел в ушах. Косолапый лейтенант повел их наверх, громыхая ключами.

Сытный и красный начальник в убогом кабинете был им явно не рад, но поставил стаканы и водки налил. Прокурор благодарно взял стакан, проглотил и выдохнул. Водка была сладкая и теплая, огурец отдавал плесенью.

«Встречали и лучше», — сказал ему Володин недовольный взгляд. Плевать ему на Володин недовольный взгляд. Разделаться быстрее, и назад — из неизвестного дурмана в известный.

Новым, живым взглядом посмотрел вокруг:

— Места мало. Ты, Володя, посиди в коридоре, мы с товарищем майором пообщаемся.

Володя понимающе кивнул и вышел.

«Можно успеть на самолет», — с надеждой подумал прокурор. Потом вспомнил тихий голос жены: «Ты домой не приезжай». Можно не торопиться — некуда больше торопиться.

Прокурор рассеянно листал документы, едва улавливая смысл.

— От нас вам тут подарочек, — вяло сквозь зубы процедил начальник и с негромким стуком положил на стол маленький черный предмет, — на добрую память.