Коварство и любовь

– Письмо предназначено лишь для ваших глаз, мой господин. Я буду в распоряжении вашего величества после того, как вы его прочтете, – ответил архиепископ.

Король важно кивнул, засовывая свиток в широкий рукав. Когда служба подошла к концу, он поцеловал королеву и поспешил в личный кабинет. Нужно же было узнать, что там написал архиепископ… Король плотно прикрыл за собой дверь, чтобы стража и слуги знали, что он желает побыть один. Бросив пергаментный свиток на стол, наполнил густым и сладким красным вином огромный кубок. Выпив вино, сломал печать архиепископа. Развернул свиток и начал читать. С каждым словом король хмурился все сильнее. Словно черная туча легла на лоб, грудь стиснуло так, что он едва мог вздохнуть. Слова на пергаменте поплыли перед его глазами. Когда туман рассеялся и зрение прояснилось, король сжал руку в кулак и с силой опустил на стол.

– Ложь! – зарычал он – Грязная ложь! Ни за что не поверю, что за мерзость преподнес мне архиепископ! А этого негодяя Ласселса я велю схватить и засадить в Тауэр. – Он бросился к двери, распахнул ее настежь и громко потребовал к себе пажа.

– Немедленно приведи ко мне архиепископа! – грозно вскричал он.

Побелев лицом, паж кивнул и припустил бегом со всех ног. Слуги переглянулись, но ничего не сказали. Генрих Тюдор удалился в свои личные покои, с такой силой хлопнув дверью, что едва не сорвал ее с петель. Плеснув себе щедрую порцию вина, он жадно осушил кубок в надежде успокоить нервы. Никогда прежде не был он настолько зол! Его первая Катерина могла разозлить кого угодно, но не так. Как смеют они порочить доброе имя его любимой супруги! Чудовищно. Этот Ласселс заплатит за клевету. Он пожалеет, что вовсе родился на свет! Кипя от ярости, Генрих снова ударил кулаком по столу.

Томас Кранмер знал, что король непременно потребует его к себе. Он спокойно шел за королевским пажом по коридорам Хэмптон-Корта, сцепив руки под покровом широких рукавов сутаны. Мальчик-паж был бледен и явно очень напуган. Архиепископу пришлось потратить немало ласковых слов, чтобы его успокоить. Он вошел к королю, и тот взвился на своем стуле с искаженным от ярости лицом.

– Это, – рявкнул король, тряся пергаментом перед самым лицом архиепископа, – грязная ложь! Как вы могли подсунуть это мне? Я требую, чтобы этих двух, Ласселса и его сестру Холл, немедленно арестовали. Клевета на королеву – да это государственная измена! Измена, слышите, Кранмер?

– Возможно, никакой измены нет, ваше величество, – невозмутимо заметил архиепископ. Ласселс – протестант-фанатик, но его сестра, Мэри Холл, питает глубокую привязанность к королеве. Она принимала участие в ее воспитании. Брат требовал, чтобы она по старой дружбе отправилась искать места к королеве, а она отказывалась, поскольку знала о небезупречном поведении королевы до замужества. Она достойная женщина, милорд. Мэри Холл поведала брату о дурных поступках леди Кэтрин лишь для того, чтобы тот оставил ее в покое. Она не хотела, чтобы королева чувствовала, что ее вынуждают дать место путем шантажа. Какая жалость, говорила она мне, что остальные были так неразборчивы в средствах! По крайней мере, сейчас у королевы служат четыре женщины, которые знавали ее еще в Ламбете. Любопытно, не так ли?

– Этот Дерем приехал в Понтефракт в августе, во время нашего пребывания, – сказал король. – Кэтрин назначила его своим секретарем. Она сказала, будто его прислала вдовствующая герцогиня и просила, чтобы мы проявили к парню участие. Я позволил ей поступить так, как она хотела, хотя он мне не понравился.

Мягко сказано, усмехнулся про себя архиепископ.

– Если это случилось до того, как мы с ней встретились, – медленно произнес король, – тогда измены нет, как нет и факта супружеской неверности. Но разберитесь во всем этом, Томас! Я не хочу, чтобы однажды разразился скандал. Если королева подарит нам принца Йоркского, не должно быть никаких сомнений в том, кто его отец. Узнайте правду, а потом мы решим, что делать дальше.

– Я буду очень осторожен в этом деликатном деле, ваше величество, – обещал архиепископ.

– Томас, – спросил король, – почему Богу угодно испытывать меня снова и снова? Столько лет я пытался вырастить сына здоровым и крепким! Но, вернувшись из похода, я узнал, что он болен. Медики твердят, что он слишком толстый и изнеженный. Я распорядился, чтобы у него был особый режим – физические упражнения и простая пища. Никаких сладостей. И ему сразу стало лучше, Томас, клянусь Богом! В его покоях даже не открывали окон, чтобы мальчик мог глотнуть чистого воздуху. Они обращались с ним как с божеством. Неужели я так много прошу, Томас? Я хочу сыновей, хочу добрую женщину в жены. Я так счастлив с моей Кэтрин. Неужели ее у меня отнимут?