Ковалевская

Неукротимая энергия, опытность в типографско-издательском деле, разносторонняя образованность, богатое политическое прошлое — от подпольных и радикальных кружков, через лондонские и континентальные европейские эмигрантские колонии к гарибальдийскому отряду, огромная работоспособность и свойство с энтузиазмом отдаваться каждому очередному увлечению, — делали Владимира Онуфриевича незаменимым, для новой газеты. В журналистских кругах были еще памятны его яркие и сжатые корреспонденции в «Петербургские ведомости» о походе Гарибальди 1866 года, знали о популяризаторских способностях Ковалевского и его умении без запинки диктовать переводы со всех европейских языков стенографу, который едва поспевал за ним. И Софья Васильевна могла пригодиться в новой газете с ее знанием языков и театра, с ее стремлением к писательству. К тому же у Ковалевского висит на шее тяжелым грузом еще с 60-х годов типография, которую можно приспособить для газеты, освободив его от тяжелых платежей по векселям. Все это учел Лихачев.

Ковалевские решили, что им представляется отличный случай «сделать себе положение», тем более, что Владимиру Онуфриевичу предлагают в газете хороший при их безденежьи оклад. Владимиру Онуфриевичу же все равно, ради чего «временно» оставить науку, тем более, что близость с Лихачевым имеет значение и для успеха строительных спекуляций. Так издатели «Нового времени» приобрели для газеты двух ценных работников.

В. О. Ковалевский завертелся в новом вихре: устраивал для газеты типографию, работал в качестве фактического редактора, был ночным выпускающим, писал безыменные передовые статьи, репортерскую хронику, научно-популярные фельетоны за своей подписью. Когда возникла война 1877 года и Суворин на несколько недель поехал в Европу и на Балканы, Владимир Онуфриевич совсем оставил свои личные дела, один вел все огромное газетное хозяйство. Софья Васильевна писала для «Нового времени» большие научные обзоры и небольшие театральные рецензии. Суворин публично благодарил Ковалевского за помощь: по возвращении в Петербург он напечатал в газете письмо в редакцию о заслугах В. О. Ковалевского перед «Новым временем».

Ковалевский отдался «Новому времени» целиком. Он жил интересами газеты. Суворин и Лихачев умело поддерживали его энтузиазм, дали Владимиру Онуфриевичу пай в газете — очень скромный, связывавший Ковалевского, но не предоставлявший ему решающего голоса. Для Ковалевского даже сняли отдельную комнату в центре города, близ помещения редакции.

Софья Васильевна зажила широко и весело. Близко наблюдавшая в это время ее жизнь Е. Ф. Литвинова пишет: «По возвращении в Петербург, я снова сблизилась с Ковалевскими и нашла большую перемену в Софье Васильевне. Я увидела ее вполне светской женщиной, уверенной в себе и вкусившей все особенности петербургской жизни. Под влиянием совершенно новых внешних условий, выступили иные и не лучшие черты ее сложной природы, но, разумеется, сознание святости своего призвания, которое преобладало прежде, просыпалось по временам и в Петербурге; в такие минуты она опять становилась трогательной и кроткой. «Я — химические весы, — говорила она, — и могу действовать только под стеклянным колпаком; в России я не в силах заниматься наукой; здесь не та атмосфера».

Софья Васильевна совершенно вошла во вкус веселой светской жизни. Литвинова говорит, что Владимир Онуфриевич ухватился за эту слабость жены: «Одно время Ковалевские жили в отдельном доме с садом. В квартире их было множество растений и птиц; у них была своя корова и парники в саду, где росли не только огурцы, но даже дыни и арбузы. В квартире то и дело появлялись новые вещи».

И все-таки чего-то не хватало. Не было в доме Ковалевских буржуазной солидности, не было у них самих настоящего стремления к собственности. Как пишет Лермонтова, «никто не мог сказать: вот люди, живущие с комфортом, — потому что все это вместе производило впечатление, как-будто здесь только все собираются ^хорошо жить и это славное житье еще впереди». Одни знакомые говорили Ковалевским по поводу их парников с арбузами и коровы: «что вы там себе ни заводите, не будет у вас уютного уголка, потому что сами-то вы цыгане».