Ковалевская

По-моему, инсургентов нельзя винить в том, что они жгли общие здания. Я бы сделал то же в виду смерти или ссылки; конечно, лучше взорвать дом, в котором меня режут, чем отдать его на спокойное пользование моим палачам. У них было до 200 заложников, и так как версальцы расстреливали всех, то и инсургенты, не добившись обмена или амнистии, расстреляли 63 человека, в том числе архиепископа, много важных попов, бывшего президента сената Бонжана и множество других. Версальцам, конечно, ничего не стоило выручить их, но они нарочно не сделали этого, чтобы весь одиум убийства заложников пал на инсургентов…

Читая ужасные описания того, что делается в Париже, получаешь ужасную ненависть к политике и вообще человечеству. А вся Франция, смотревшая, не говоря ни слова, два месяца, пока резали Париж! Мне в самом деле кажется, что французы — нация, клонящаяся к падению, — иначе нельзя объяснить себе ни этой камеры (реакционной палаты депутатов), ни этих выборов (8 февраля — в Национальное собрание, оказавшееся в большинстве монархическим), ни всего, что там происходит».

Коммуна была задушена потому, как писал В. И. Ленин в статье «Памяти Коммуны», что «для победоносной социальной революции нужна наличность, по крайней мере, двух условий: высокое развитие производительных сил и подготовленность пролетариата. Но в 1871 году оба эти условия отсутствовали. Французский капитализм был еще мало развит, и Франция была тогда по преимуществу страной мелкой буржуазии (ремесленников, крестьян, лавочников и пр.). С другой стороны, не было налицо рабочей партии, не было подготовки и долгой выучки рабочего класса, который в массе даже не совсем ясно еще представлял себе свои задачи и способы их осуществления. Не было ни серьезной политической организации пролетариата, ни широких профессиональных союзов и кооперативных товариществ…

Но главное, чего не хватало Коммуне, так это времени, свободы оглядеться и взяться за осуществление своей программы. Не успела она приступить к делу, как засевшее в Версале правительство, поддержанное всей буржуазией, открыло против Парижа военные действия. И Коммуне пришлось прежде всего подумать о самообороне. И вплоть до самого конца, наступившего 21–28 мая, ей ни о чем другом серьезном подумать не было времени.

Впрочем, несмотря на столь неблагоприятные условия, несмотря на кратковременность своего существования, Коммуна успела принять несколько мер, достаточно характеризующих ее истинный смысл и цели… В чисто социальной области она успела сделать немного, но это немногое все-таки достаточно ярко вскрывает ее характер, как народного, рабочего правительства» (Сочинения, том XV, стр. 158–159).

Маркс в работе о «Гражданской войне во Франции», напечатанной немедленна после разгрома Коммуны, указывал, что самое важное значение Коммуны в том, что «она была, до сути дела, правительством рабочего класса, результатом борьбы производительного класса против класса присваивающего, она была открытой, наконец, политической формой, при которой могло совершаться экономическое освобождение труда».

Именно за это, отмеченное Марксом, стремление Коммуны добиться освобождения труда, за подчеркнутый Лениным характер Коммуны, как народного, рабочего правительства, буржуазно-республиканские контрреволюционные версальцы мстили парижскому пролетариату. После того, как Париж был, по выражению Ковалевского в его письме к брату, продан версальцами пруссакам, Владимир Онуфриевич с женой снова поспешили в столицу Франции. Пришлось выручать не только Анну Васильевну, но и Жаклара. Версальцы праздновали победу «законности и порядка». Кровь коммунаров заливала улицы Парижа и его предместий. Буржуазная французская республика укреплялась при содействии Бисмарка и Мольтке. Контрреволюционный республиканец Тьер и свирепый убийца генерал Галифе устроили парижскую «кровавую неделю» (около 30 000 «казненных»). Несколько лиц, которых принимали за Жаклара, были расстреляны версальцами. Но Жаклар был арестован спустя две недели после окончательного усмирения восстания, когда первая горячка убийств уже прошла. Поэтому его не расстреляли на месте, а оставили для публичной казни. Сидел он в тюрьме в самых ужасных условиях.

С. В. Ковалевская и Ю. В. Лермонтова (1871 г.)

А. В. Корвин-Круковская (1865 г.)