Котёл

— Наши доблестные войска значительно окрепли и они уже молотят москалей так, что скоро от них ничего не останется. Наши вооруженные силы под командованием верховного главнокомандующего Пердуске — Хальцмана не оставляют террористов в покое, можете не волноваться, дорогие друзья. Смерть оккупантам, смерть, смерть!

На трибуне стоял главный докладчик, американский шпион Наливай Разливайченко и кивал головой в знак согласия.

Шустрее задавал вопросы каждому гостью поочередно, гость лгал грубо, непрофессионально, а Разливай Наливайченко кивал головой, либо добавлял, либо поправлял, либо грозил пальцем, дескать, говорите не все, что думаете.

— Депутат Мусор, вам слово, — говорил Шустер. — Вы депутат Верховной Рады, посоветуйте, что делать дальше, после того как Москва падет-

— Я уроженец Крыма. У меня болит душа, ум возмущается. Почему мы гоним к чертовой матери оккупантов из Крыма, ведь крымчане стонут под москальским игом. Мне каждый день звонят: придите, возьмите нас обратно. Москали надоели нам хуже горькой редьки. Татары против оккупации, мы все протии оккупации, достаточно искры и возгорится пламя.

— Да, Россия уже жалеет, что оккупировал украинскую территорию и не знает, как теперь выйти из этого дерьма, — произнес Наливай Разливайченко.

— Вы считаете, что Крым — дерьмо- спросил Семен Семенченко командир батальона «Днепр» в маске.

Шпион вздрогнул, он не знал, что ответить: гаркнуть — получишь по морде, переиначить — получишь убийственный ответ, что еще хуже и он вывернулся, как любой шпион.

— Ну, с точки зрения наших друзей американцев, Россия увязла в дерьме и потеряла доверие, ведь Крым это американская территория. Так, друзья мои-

— Так! так! так! — заревела толпа, что сидела в качестве жужжащих насекомых в зале.

— Мы, — продолжил Наливай Разливайченко, — готовимся к возвращению Крыма домой. Роем окопы, траншеи, размещаем системы залпового огня град вдоль границы с Крымом. Москали уже начинают дрожать от страха и уже начали делать первые шаги в этом направлении. Так они, стоя на коленях, умоляли наших доблестных бойцов в количестве 438 человек, выйти из окружения и пройти врачебный осмотр на территории Ростовской области, принадлежащий пока России. Наши ребята согласились. Так знаете, как их там умасливали, кормили, поили, просили остаться, но доблестные бойцы сразу сказали: мы москалям не присягали и хочем домой. Москали дрогнули и отпустили. Ребята отдохнут и снова в бой. Правда, надо еще подумать: не предательство ли это в таком масштабе. Если они окажутся предателями — будем судить, аки псов. Савик, я смываюсь. Есть данные, что руководитель службы безопасности должен находиться на рабочем месте.

— Жаль, господин Наливай Разливай, — сказал Шустер и заплакал. Смахнув слезы грязным платком, он предоставил слово заместителю министра обороны Руснаку Ивану.

Ваня с трудом добрался до микрофона и опустил голову.

— Начинайте!

— Пущай задают вопросы, — произнес зам.

— Пожалуйста вопросы. Семенченко, командир батальона «Днепр».

— Все наши беды от бездарного командования. Все генералы окопались в палатках за сто километров от линии фронта и дают противоречивые команды, или вообще не дают никаких команд. У бойцов нет оружия, бронежилетов, касок, продуктов. Команду в 438 человек бросили в котле, и никто не пришел им на помощь. Похоже, все командующие это родственники верховного главнокомандующего, председателя Верховной Рады и долговязого Кролика. Они в военном деле ничего не понимают. А ребята, попавшие в Ростов к москалям на лечение, ни в чем не виноваты, их судить не за что. Может надо судить Наливай Разливайченко-

— Ну, так говорить нельзя, — сказал побледневший Шустер. — Наливай Разливай это же наша безопасность.

— Американский шпион — вот он кто, — выдал Семенченко.

— Ах ты, Боже мой! Объявляется перерыв…

В эту ночь Шустер не спал, он даже не мог заснуть, покемарить, как говорят в народе, зная, что этого ему не простят. А он хотел как лучше. Н долго уговаривал министра обороны Галатея, чтоб тот прислал несколько командиров элитных подразделений, не предполагая, что они выдадут в эфир. Одна слабая надежда была на то, что если вызовет на прочистку Пердуске — Хальцман, то он может простить его как собрата по крови. Но эта надежда затухала и возвращалась, как дыхание у смертельного больного. Савик был свидетелем того, как Хальцман выходил из себя, когда стучал кулаком по столу и произносил: не позволю, а затем летели головы с уютных гнезд. А ему потерять работу в это время, в этом возрасте смерти подобно. Придется идти с протянутой рукой в метро или в другие места скопления людей и просить: подайте нищему, перевязав лицо полотенцем, чтоб никто не узнал.