Кот в муравейнике

— Твой сын, хозяин, решил устроить на корабле дом радости. Но на корабле только одна девушка — это я…

— И ты убежала. Разве мой сын не вправе устроить дом радости? Так почему ты убежала?

— Рабыня очень виновата. Рабыня хотела сохранить себя для твоего сына, хозяин.

— Почему я должен вытягивать из тебя каждое слово? Юноша, когда мы закончим, награди Лапарр пятью ударами плети, — обратился Асерр ко мне.

— Это будет уже десять ударов, — проворчал я. Но тор Асерр сделал вид, что не заметил.

— Говори, рабыня, все говори. Или я решу, что язык тебе не нужен.

— Ооо? — произнес высокий торр Арра.

— Рабыня не смеет ослушаться приказа, — зарыдала Лапочка. — Твой сын, хозяин, проиграл много денег матросам в кости. Чтоб раздобыть денег, он сел играть в карты с высшими офицерами — и проиграл еще больше. Офицеры согласились подождать до возвращения корабля, но матросы отказались ждать, и предложили устроить на корабле дом радости. У твоего сына не осталось выбора. Он только выторговал условие, чтоб не больше трех в сутки… А я хотела сохранить себя в чистоте для него…

— Ты мечтаешь стать наложницей моего сына? — грозно спросил Асерр.

— Да, хозяин.

— А может быть, женой?

— Это было бы огромной честью для рабыни.

— Никогда! Ты слышишь, никогда мой сын не переплетет ноги со своей сестрой!

— Слова сказаны при свидетелях числом более трех и были услышаны, — произнесла моя мать, и экран погас.

Вот такие пироги с котятами, как говорит Петрр. Надо бы Лапочке сделать внушение через мягкое место, чтоб не забывала, кто теперь у нее хозяин. Но как-нибудь потом. И так рыдает девочка.

Хозяин, объясни, что это было? — теребит меня Тамарр. — Я сидела с каменным лицом словно старый пень, но ничего не поняла. С кем ты разговаривал? Почему Лапочка плачет?

— Лапочка хотела замуж за одного парня, но оказалось, что он ей брат по отцу. Матери разные, но отец один. Заодно, узнала, кто ее папа. Хочешь еще раз все увидеть?

— А это можно?

Достаю из сундука ошейник и застегиваю на ее шее.

— Скажи что-нибудь, чтоб ошейник тебя узнал и признал.

— Я — Тамарр из клана бьющих влет нашла себе мужчину из клана… Из какого ты клана?

— Даже не знаю. Наверно, из клана иноземцев. У нас в Оазисе все так перемешались…

— Ой! Голос в моей голове твои слова переводит.

— Это ошейник переводит. Его голос.

— Он мои тоже переводит! — Тамарр сузила глаза. — Так ты для этого на себя ошейник надевал? Чтоб он мои слова переводил? Это тебе ошейник подсказывал, как на моем языке говорить?

Вот, блин, с ходу догадалась! Не зря Петрр говорил: «Шибко вумных надо топить в речке».

— Я тебя и без ошейника понимаю.

— И правда, сейчас на тебе ошейника нет…

Зато есть тактические очки, но я их тебе не дам! — улыбаюсь про себя и ищу в логах компа файл видеозаписи.

— Смотри, это моя мама, это Маррта, целительница, это моя сестра, это папа Лапочки, это его римм. Ну, самый главный в их клане. А это — его жена. Она смертельно больна, но Маррта ее вылечит.

Внимательно просматриваю всю запись. Тамарр дышит в ухо.

То, что Тамарр — моя вторая жена, прозвучало. Но кто первая — ни разу. Это хорошо! Лапочка много раз называла себя рабыней. А кто тогда был бы я? Мы же не в Оазисе, блин! Это в оазисе всем плевать на хвосты и ошейники… Ладно, проехали и забыли.

— Идем спать. Постарайся утешить Лапочку.

— Хозяин, поверь, лучше будет, если ты сам ее утешишь. Как мужчина. Если хочешь, я до утра погуляю…

— Да не могу я. Слово давал.

— Ох, молодежь, молодежь… — поднялась и пошла к палатке. А я принялся наводить порядок на площадке. Убрал все ненужное в сундук, отогнал байк под деревья.

Всхлипывания в палатке сменились тихой, напевной колыбельной песенкой. Значит, можно входить.

Хозяин, мясо…

Высовываю голову из палатки. Утро свежее, но не раннее. Девушки обнюхивают со всех сторон ногу жабоглота. Тамарр свежа и бодра, а у Лапочки мордочка заплаканная. Подхожу, нежно кусаю ее за ушко и тоже нюхаю. Что сказать?.. В многодневных марш-бросках мы и не такое ели. Но на отдыхе…

— Я на охоту, — Тамарр оглядывается в поисках копья.

— Я с тобой. На байке полетим. Оставь копье, с ним на байке не удобно.

Тамарр вскакивает на байк позади меня, крепко обхватывает обеими руками и прижимается к спине. Возбуждает, однако! Поднимаю байк.

— Бери правее. Там должно быть стадо тактарров.

Тактарров очки не переводят. Неважно, скоро увижу. Беру правее и выше. Горизонт стремительно уходит вдаль. Тактарров на положенном месте нет. Я поднимаю байк еще выше.

— Не обижаешься, что назначил тебя второй женой?

— Это не надолго, хозяин. Я старше и опытнее. Пройдет немного времени, и все образуется. Лапочка сама признает меня старшей. Скажи, мне чудится, или стало холоднее?

— Мы высоко поднялись. Чем выше поднимаешься, тем холоднее воздух. Ты горы видела?

— Да.

— Белые шапки на них видела?

— Да, только издали. Это снег?

— Умница! Это снег и лед. Горы высокие, на них всегда холодно.

— А мы не замерзнем?

— Мы не будем так высоко подниматься. Там не только холодно, там еще воздуха мало. Можно с непривычки потерять сознание. А ты не привязана. Кувырнешься с байка вниз головой, мне обидно будет!