Кот-Супервизор и сын его Пушок

В далекой Фракии жил чудесный певец – Орфей. Сын речного бога и Каллиопы – музы эпической поэзии. Хорошее происхождение, но недостаточно для бессмертия. Юная жена Орфея – нимфа Эвридика тоже была смертной. И трагически погибла в самом начале их супружества: ее укусила змея, когда Эвридика резвилась на цветущем лугу в компании своих подружек-нимф.

Отлетела душа Эвридики в царство мертвых. Но не смог смириться с этим Орфей: долго тосковал он по своей Эвридике, а потом решил идти за ней к самому Аиду, просить владыку мертвых вернуть ему возлюбленную жену. Как сын бога (хотя и второстепенного), Орфей знал пути в царство мертвых. По одному из входов спустился он к берегам священного Стикса (сами Боги клянутся его водами!) и обратился к Харону-перевозчику. Не слушает его Харон: запрещено живым ступать на тот берег. Тогда ударил Орфей по струнам своей кифары. Волшебные звуки понеслись над черными водами: придвинулись, заслушавшись, скалы, подлетели ближе неприкаянные души – и вместе с ними вошел Орфей в ладью очарованного Харона.

Так, не переставая играть, дошел Орфей до трона Аида и запел о своей любви, о своей потере. Заплакала Персефона, склонил голову сам Аид. Даже не знающих жалости мстительниц-Эриний, даже ужасную трехликую Гекату тронул своей песней Орфей. А когда он закончил, поклялся Аид водами Стикса, что исполнит любую просьбу чудесного певца.

Конечно, Орфей попросил отпустить (на время!) его Эвридику, дать ей – такой юной – испытать радости жизни. Беспрецедентный случай! Аид шокирован, но клятва есть клятва. Он согласился выполнить просьбу Орфея, и даже дал ему в провожатые быстроногого Гермеса – но при одном условии. Идут в связке: Гермес – Орфей – тень Эвридики, причем Орфей не должен оглядываться. Оглянется – вернется тень в царство мертвых, уже навсегда.

Доставил Гермес тень Эвридики, и двинулись все в поход: через поля, через Стикс, по крутой каменистой тропке. Долог путь. Наконец забрезжил свет – близок уже выход в мир живых. И тут дрогнул Орфей. А идет ли еще за ним Эвридика (ведь тень ступает беззвучно), не отстала ли, не блуждает ли, потерянная, далеко внизу? Не выдержал – оглянулся. И успел увидеть лишь, как отлетает от него тень Эвридики, растворяется во тьме.

Долго стоял на тропе Орфей. Потом повернул назад, к Стиксу. Но категорически отказался везти его Харон. Семь суток провел Орфей на мертвых берегах, потом вернулся к себе, во Фракию. Прошло четыре года – ничего не изменилось: скорбит Орфей по Эвридике, не хочет даже смотреть на женщин, лишь иногда играет и поет, и все о потерянной возлюбленной. Однажды пел он так на полянке; дикие звери выходили из леса и слушали, скалы и деревья придвигались поближе. И тут налетела развеселая стая вакханок: местные женщины отмечали весенний праздник Вакха. «Вот он, ненавистник женщин!» – выкрикнула одна, а другие стали забрасывать Орфея всем, что попалось под пьяную руку. Тщетно молил о пощаде Орфей – добили его вакханки, разорвали тело руками, а голову вместе с лирой выбросили в реку.

Отлетела душа Орфея к берегам Стикса. Теперь без возражений переправил Харон ее на другую сторону, и здесь нашла тень Орфея тень Эвридики. Теперь они неразлучны – вместе блуждают по сумрачным полям, заросшим асфоделами.

***

П: Господи, папа, ну и вкус у тебя! Да от такой любви плакать хочется!

К-С: А от любви, сынок, вообще часто плакать хочется – то от радости, то от горя.

П: Тогда не надо мне такого!

К-С: Тебя и не спросят. Божественный Эрос вездесущ: рано или поздно достанет. А если ухитришься избежать с ним встречи – тоже не обрадуешься. Боги этого не любят. Могут покарать, как Нарцисса.

П: Но-но, не запугивай! А как же свобода воли? Не захочу – и не полюблю. К-С: О свободе воли потом поговорим (тема замечательная!) а сейчас давай по мифу. Что чувствуешь? Какой контр-перенос, сын?

П: А Хаос его знает! Вот странно… злюсь на Орфея, будто он не герой, а предатель. Чушь какая-то!

К-С: Не чушь. Кого он предал?

П: Ну, Эвридику. Сказано же было: не оглядывайся! А он не выдержал, оглянулся. Фактически, второй раз убил.

К-С: Да, и это тоже. Но – на поверхности. Пойдем глубже?

П: Ох, па, неохота что-то. Орфей, вот, тоже глубоко ходил…

К-С: Сопротивление, дружок. Будем работать. Как ты полагаешь, зачем вторая часть мифа, там, где Орфей четыре года мается, и в результате его убивают вакханки?

П: В мифах ведь ничего не бывает «просто так»?

К-С: Ничего, сынок. Что чувствуешь?

П: Печаль и злость – но не на вакханок, а опять на Орфея! Папа, может у меня с мозгами что-то не так!?

К-С: Все у тебя так. Возмущено твое чувство жизни. А предает Орфей именно жизнь – и вместе с ней и себя, и Эвридику. Скорбь по умершему – нормально. Но не 4 года! Орфей не живет. Пренебрегает даром Богов. А вакханки – символ жизни: смеющейся, жестокой, радостной. Они ведь не убивают – они карают святотатца.

П: Ага! Значит, так: погоревал, сколько доктор прописал, а потом – хвать бубен, и за вакханками.