Косыгин

Хотя операция готовилась в строжайшей тайне, слухи о ней пошли по Москве еще с конца ноября того же 1947 года; в магазинах сметалось все подряд. Первого декабря Косыгин докладывал Сталину (копия Вознесенскому, Берия, Микояну, Маленкову) «о торговле промышленными товарами за 26, 27, 28 и 29 ноября 1947 г.». Двадцать шестого коммерческие промтоварные магазины Москвы наторговали на 7 836 тысяч рублей, двадцать седьмого — больше девяти миллионов, двадцать восьмого — десять с лишним, двадцать девятого — 25 900 тысяч рублей. В ЦУМе обычно продавали один патефон (1500 р.) в день. 29-го граждане унесли сразу 150. В Ленинском универмаге за последний год не продали ни одного пианино (12 000 р.), в тот же день, 29 ноября, купили 11 пианино, десять мотоциклов, а раньше — один в неделю. Косыгин писал, какие меры принимаются, чтобы сбить ажиотаж. В частности, магазины закрывались на переучет, начинали ремонт — «с тем, чтобы подготовить их к открытию одновременно с отменой карточной торговли». Уже тридцатого гонку за товарами удалось сбить. В этот день коммерческие промтоварные магазины Москвы вернулись к обычной норме продаж — немногим более трех миллионов рублей (ГАРФ. Ф. 5446. Оп. 59. Д. 40. Л. 86–87).

Семья Косыгина узнала о реформе по радио, а наутро прочитала в «Правде». Позже, как пишет в своих воспоминаниях его дочь, «Алексей Николаевич рассказывал, что при обмене денег милиция находила целые мешки, битком набитые купюрами, на задворках домов, в глухих переулках Москвы. Их бросали, чтобы избежать ответственности за нечестно нажитое. Трудовые сбережения рабочих, служащих, интеллигенции, — добавляет уже от себя Людмила Алексеевна, — сохранились и даже поднялись в стоимости». С этим утверждением, наверное, можно поспорить.

Годом раньше власть провела «добровольную» подписку на очередной займ, а облигации теперь обменивались в соотношении пять к одному. В результате этой красивой операции внутренний государственный долг уменьшился втрое — со 158,8 миллиарда рублей до 58,8 миллиарда.

«В Гохране воруют…»

…В июне 1949 года, когда Косыгин уже сдал дела в Минфине и приступил к работе в Министерстве легкой промышленности, по нему выстрелила анонимка. В записке, адресованной Сталину, утверждалось, будто в 1948 году, когда Косыгин был министром финансов, в Гохране происходили крупные хищения золота и драгоценных камней.

«Сталин поручил Л. 3. Мехлису, министру Госконтроля СССР, — вспоминает А. С. Болдырев, — организовать проверку деятельности Гохрана. К ней были привлечены сотрудники МВД, Минфина, Института цветных металлов и золота, ученые, специалисты пробирных инспекций и большая группа работников Госконтроля.

В ходе проверки были перевешены и сличены по журнальным записям и приходным ордерам все слитки золота и драгоценных металлов, все драгоценные камни и ювелирные изделия. Чтобы исключить всякие подозрения в подмене, эксперты проверили и оформили актами подлинность всех драгоценностей.

Алексей Николаевич живо интересовался как организацией проверки, так и ее результатами.

Почти четырехмесячная ревизия установила, что наличие ценностей, находившихся в Гохране, полностью соответствует учетным книгам и актам приемки, которые велись как МВД СССР, так и Министерством финансов.

Исключением было золото — его оказалось на 140 граммов меньше, что составляло ничтожную долю от общего количества хранящегося металла.

Тем не менее Мехлис назначил специальную экспертизу. Она установила, что расхождение объясняется различной степенью влажности воздуха в помещениях, где определялся первоначальный вес слитков (во время войны Гохран находился в Свердловске), и в основных помещениях Гохрана в Москве. Кроме того, эксперты утверждали, что в процессе множественных перевозок и перекладок слитков потери металла неизбежны.

Мехлис прочел все акты, заключения экспертизы и вынужден был согласиться, что хищений в Гохране не было, а хранение и учет поставлены образцово. Тогда он попросил Косыгина поддержать его в представлении к награждению работников Гохрана за отличное ведение дела. Через некоторое время начальник Гохрана Н. Я. Баулин был награжден орденом Ленина, вместе с ним была отмечена и большая группа работников этого ведомства».

В практике Мехлиса, который, по многим свидетельствам, рубил головы направо и налево, это был, наверное, единственный случай, когда анонимка привела к награде. И вот еще о чем думается: к чему привела бы сегодня такая же тщательная ревизия?

В Минфине Косыгин проработал меньше года. Почему так мало? У министра финансов всегда требуют денег, а Косыгин часто возражал, ссылаясь на отсутствие свободных средств. Он отказывал в том числе Молотову, Кагановичу, Берия, Ворошилову. «Его уговаривали дать согласие, но он в большинстве случаев говорил: «Запишите в протокол, что Минфин возражает», — свидетельствует заместитель министра финансов А. С. Болдырев. — Такой министр тем членам Президиума Совмина был не нужен», — заключает он.