– В прямом. Перестала пить чай с куклами ещё в младшей школе.
Роше как-то подозрительно закашлялся.
– А чего тогда на пыточном кресле сидишь? Решила вспомнить детство и побыть ведьмой? – выдал он очередное предположение.
– Королевой, – с пересохших губ сорвалась какая-то несусветная глупость. – Это же почти как трон…
Эдуар подался вперёд, опустил ладони поверх её рук. Тут же в спину впились каучуковые шипы, подтверждая, что дальше отодвигаться некуда.
– Нравится командовать? – бархатисто прошелестело у самого уха. – И чего же вы желаете, ваше величество?
Она нервно сглотнула и прошептала:
– Свободы.
Его щетина слегка колола пылающую щёку. Женя поджала пальчики на ногах, боясь выдать собственную дрожь. Но с потяжелевшим дыханием справиться не получалось. Эдуар чуть отстранился, но лишь для того, чтобы склониться к другому её уху:
– Я исполню ваше желание, моя королева.
– Я не… Ты… Вы… – в смятении она больше не находила слов.
А Эдуар продолжал дурацкую игру – нашёптывал про доблесть, королевские указы, регалии, перемежая свои слова невесомыми касаниями губ и лёгким прикусыванием чувствительной кожи за ухом. Его речь слилась для Жени в бессвязный набор будоражащих звуков. Внезапно раздался резкий щелчок, давление вокруг запястья наконец ослабло, а мсье Роше выпрямился.
– Рыцарю, спасшему прекрасную даму, положена награда.
– К-какая?
Душой, сердцем, телом до безумия хотелось сдаться на милость хозяина замка. Но разум… Секунды шли, и эта пытка становилась невыносимой. Казалось, пространство вокруг вот-вот готово было схлопнуться.
– «Ле буш а орей».
– Что?
– Поужинаешь со мной, – прозвучал приговор. Безоговорочный и не подлежащий обжалованию. – В «Ле буш а орей». В следующую пятницу.
А затем мсье Роше развернулся, твёрдым шагом пересёк зал музея и вышел за дверь.
Женя буквально стекла с трона, на негнущихся ногах дошла до коридора, с четвёртого раза попала ключом в замочную скважину и закрыла наконец музей.
При очередном воспоминании о том, как Эдуар поймал её «на горячем», щёки и шея вновь полыхнули алым, хотя Жене казалось, что краснеть сильнее некуда. Она сжала кулаки.
Женя оставила ключи от музея на ресепшен, забрала свои от номера и поплелась домой, погруженная в тяжёлые думы.
Самый очевидный ответ сладко и маняще лежал на поверхности, блестел, как наливное яблоко румяным боком, но Женя даже не осмеливалась взглянуть в его сторону.
В душе творился невообразимый раздрай. Разум и логика возмущённо протестовали, а сердце отчаянно мечтало сорваться в пропасть, хоть сама Женя не решилась бы признаться в этом даже самой себе. Пытка продолжалась – и никаких тронов с шипами не надо.
Светильники-факелы, освещавшие путь в хозяйской башне, больше не пугали своим оригинальным дизайном. Кажется, целую вечность назад Женя впервые поднялась по этой лестнице в сопровождении Люка. Тогда сердце заполошно трепыхалось от одной только ассоциации с настоящим огнём. Теперь же эти переживания растворились под натиском более реальных и более сложных, имя которым Эдуар Роше.
Идея залезть в ванну и утопиться казалась не такой уж и глупой: так хоть раз – и нет проблем.
Дядя Костя утверждал, что тёплая ванна восстанавливает энергетические потоки и очень успокаивает, так как напоминает о том времени, когда человек находился в утробе матери.
Женя вздохнула, скинула у порога босоножки и прошла в комнату.
Все мысли разом вылетели из головы, вытесненные развернувшейся перед Женей картиной.
На ближайшей из подушек, будто в обрамлении белоснежного савана, лежала пара мышиных трупиков. Сиренево-синий букет лаванды, вышитый на наволочке, словно провожал влюбленных в последний путь.