Кто из них являлся мсье Плампом она не имела ни малейшего представления, но сам факт того, что в разгар рабочего дня и посередине стройплощадки кто-то устроил застолье, поразил её до глубины души. Настолько, что она некоторое время молча обозревала большие металлические блюда с рыбой и мясом, переложенными какими-то запечёными овощами и зеленью.
– Уважаемые, кхм-кхм, – она демонстративно прочистила горло. – мне нужен мсье Пламп…
Один из бородачей как раз поднял кубок и, по-прежнему игнорируя Женю, провозгласил тост, предназначавшийся только для мужских ушей. Жар с новой силой опалил щёки – ситуация становилась всё более неловкой. А тем временем собеседники, разразившись одобрительным смехом, опрокинули в себя содержимое своих внушительных посудин, ничуть не переживая, что напиток частично выплёскивался и стекал по бородам. В воздухе отчётливо запахло чем-то кислым и перебродившим.
От такого столь неприкрытого хамства злость обжигающим гейзером взметнулась в Жене из самой глубины её существа и застучала в висках. Она шагнула вперёд и отчеканила:
– Господа, я к вам обращаюсь! Что здесь происходит?
За её спиной вновь хлопнула дверь, и Женю словно обдуло прохладным ветерком, который мгновенно сменился ледяным ознобом. В животе противно заныло, и летняя прованская жара вдруг исчезла, обернувшись пронизывающей затхлой сыростью. Могильной, кладбищенской сыростью. Сердце пропустило удар, а затем прямо перед Женей из ниоткуда возникла странного вида девица. Она словно вышла из неё. Словно
Женя отшатнулась и впечаталась в стену. Плечо прострелила боль.
– Что за?..
Неприметная внешне девушка в чепце и коричневом платье в пол держала в одной руке канделябр с зажжёными свечами, а в другой кувшин. Не обращая внимания на Женино замешательство, она молча поставила светильник на стол, а затем обошла каждого из троих собутыльников, подливая в подставленные кубки напиток, что принесла с собой.
Женя часто заморгала, силясь восстановить зрение, которое словно заволокло дымным маревом. Сквозь него движения вошедшей девушки были какими-то урывчатыми и смазанными одновременно.
Отставив кувшин, она потянулась за одним из блюд, на котором остались лишь объедки, и тут Женю прошиб холодный пот. Служанка, наклонившись, перекрыла вид на канделябр, но Женя по-прежнему видела, как огоньки свечей колыхались и мигали, будто от сквозняка. Фигура девушки была полупрозрачной.
Переведя взгляд на одного из мужчин, и всмотревшись, поняла что и сквозь него видит зеленоватую обивку кресла.
– Что, Сен-Мар, ты уже объездил эту кобылку?
Сидевший в крайнем кресле мужчина с бородкой-клинышком звонко приложился пятернёй по заднице проходившей мимо служанки. А затем резко схватил её за руку и дёрнул на себя, усаживая на колени. Её лицо исказила гримаса жгучей ненависти. Но девушка ни сказала ни слова, молча уставилась перед собой, пока распутник тискал её под хохот и пошлые высказывания дружков. Затем она встала, оправив задравшуюся одежду, подхватила грязные тарелки и на негнущихся ногах двинулась к выходу, прямо на замершую в шоке Женю.
Ярость и гнев пылали в почерневших глазах призрачной служанки, вытекали густыми тёмными слезами, что капали на пол, и, словно кислота, прожигали свежеуложенные половицы.
Женя, как завороженная, протянула дрожащую руку и кончиками пальцев дотронулась до рукава медленно бредущей мимо девушки.
Внезапно служанка резко повернула голову и уставилась прямо на Женю. Словно наконец увидела её.
– Будь они все прокляты, – сбивчиво, будто в горячечном бреду, прошептала девушка. – Пусть сгорят в Геене Огненной, развратники! Пусть сгниют, прелюбодеи! Обратятся в тлен и пепел!
Она стояла совсем рядом с Женей, но её голос всё набирал силу и громкость. Страшные проклятия срывались с губ и падали на пол раскаленными сгустками чёрного пламени, подбираясь к Жениным ногам. Камин за спиной пирующих вспыхнул, пламя взметнулось до самого потолка, но никто из присутствующих в комнате не обратил на это внимания. Служанка всё так же буравила Женю глазами и шевелила губами, что-то бормоча. Мужчины продолжали неспешную беседу и резали мясо, пока огонь подбирался всё ближе к их спинам, перекинулся на спинки кресел, а затем и на самих людей. Пламя трещало, словно смакуя, и медленно пожирало плоть на их телах, оставляя за собой обугленные скелеты, а они всё продолжали поднимать кубки и переговариваться между собой, скалясь обгоревшими зубами.