Костры Фламандии

– Совершенно с вами согласен, однако, если я ничего не напутал, все происходило именно так, испепели меня молния святого Стефания!

– Не нужно посвящать меня в историю ордена, господин шевалье. Я достаточно хорошо знакома с родословной замка. Но до сих пор считалось, что у Жака де Моле не осталось прямых наследников.

– Господин Артур де Моле прибыл из Швейцарии, где длительное время скрывались его предки, а теперь нашел приют и он сам.

– И что же он искал в замке Шварценгрюнден? Даже если допустить, что он в самом деле граф де Моле и имеет какое-то отношение к праху Великого магистра?

– Убеждает, что намеревался поклониться местам, связанным с основанием ордена.

– Но почему для поклонения предкам он и его единомышленники избрали именно мой замок?

– Очевидно, потому, что для потомков тамплиеров Шварценгрюнден – то же самое, что для мусульман Мекка.

– Помолиться и только? Вы чего-то недоговариваете, шевалье. Вы чего-то явно не договариваете. Мне трудно будет смириться с тем, что управителем замка остается человек, позволяющий себе чего-либо не договаривать бедной графине-изгнаннице.

Лишь после этого угрожающего предостережения шевалье де Куньяр все же уточнил, что в действительности де Моле побывал в замке не один, а с маркизом д’Атьеном, ведущим свою родословную от великого инквизитора Франции Гийома де Ногаре, который, собственно, и отправил на богоугодный костер Великого магистра ордена.

– Потомок Великого магистра и потомок великого инквизитора Франции вместе восстанавливают орден тамплиеров?! – искренне удивилась Диана. – Историки сойдут с ума, пытаясь уловить хоть какую-то долю естественности в этом совершенно неестественно, сатанинском союзе.

– Но каким-то же образом он все-таки сложился, – смиренно напомнил ей шевалье.

В последние годы графине было не до истории ордена «бедных рыцарей Христовых», она и вспомнить не могла, когда сама в последний раз наведывалась в тайный «зал для посвященных». А тут вдруг сразу две зловещие тени, словно бы возродившиеся из вечности небытия.

Но Диана знала: если такие тени и возрождаются, то вовсе не для того, чтобы сентиментально повздыхать в местах, где священнодействовали их предки. И уж тем более не для излияния чувств потомка Великого магистра потомку великого инквизитора, то есть своего потомственного врага. Следовательно, что-то здесь не то, не то… Неужели шевалье де Куньяр вновь чего-то не договаривает?

* * *

Однако с воспоминаниями пора было кончать.

Глядя, как шевалье де Куньяр, которого, по приказанию Кара-Батыра, разыскал один из стражников, лично вышел на опущенный подъемный мост, чтобы встретить гостей, Диана де Ляфер постепенно возвращалась ко дню сегодняшнему. Он не обещал быть особенно радостным. Впрочем, как и слишком грустным. Скорее всего так и останется в ее памяти еще одним безликим, серым, а значит, будничным.

Именно из-за этой серости пребывание в замке уже начинало тяготить графиню. Как-то ее мать призналась, что, оказываясь вне стен Шварценгрюндена, она почему-то чувствует себя неуютно и до ужаса незащищенно. Ее одолевал страх, который способен испытывать разве что человек, долгое время прятавшийся от своих врагов в густом лесу, а теперь вдруг оказавшийся посреди огромного чистого поля, где негде укрыться, не на что надеяться и даже невозможно развести огонь, чтобы согреться и приготовить пищу.

Вне крепостных стен замка мать чувствовала себя незащищенной – вот что яснее всего вспомнилось сейчас Диане. И графиня поняла, что лично она утратила это ощущение защищенности и уюта. Наоборот, ограниченность замковых комнат и башен угнетает ее, как узника – тюремное подземелье.

«Ты слишком долго пробыла в степи, в поле, вне всяких стен, – сказала она себе, всматриваясь в фигуры двух благородных воинов, спешившихся уже по эту сторону ворот и отдавших коней слугам. – Привыкла преодолевать огромные расстояния, постоянно ощущать опасность, жить в ожидании перемен. А посему похоже, что, как владелица вы, графиня де Ляфер, для замка Шварценгрюнден уже утрачены».

10

Поздно вечером в карете, раздобытой для него людьми де Брежи, Богдан Хмельницкий добрался до предместья Варшавы. Там, в одном из заезжих дворов, его ожидали трое казаков во главе с сотником Мисюрой, прискакавших вчера из-под Львова, чтобы сообщить, что полторы тысячи охочих запорожцев и казаков, выписанных из реестра[14], готовы к походу во Францию.

Полковника не удивило, что у них уже были свежие кони, деньги на дорогу, а к седлам предусмотрительно пристегнуты сумы с едой, которых четверым путникам должно было хватить на пять дней. Ровно столько, сколько нужно, чтобы со всеми предосторожностями выйти за пределы Польши, о чем тоже позаботились люди де Брежи.

При этом сотник убеждал его, что, хотя далеко не все отобранные вербовщиками казаки побывали в настоящих сражениях, однако среди них нет ни одного плохо обученного новичка. Как нет и ни одного серьезно больного – всех уже осмотрели два французских лекаря. То есть сотник был уверен, что с таким полком хоть сегодня можно было вступать в бой.