Дорога заняла не более пятнадцати минут, причем с трети пути обычные для Подгорья коридоры сменились полностью облицованными камнем, сперва гладким, а потом резным. Освещение тоже улучшалось чуть ли не с каждым шагом, на последних ярдах, к моему изумлению, сменившись с полос мха на привычные мне гнилушки в стеклянных колбах. Наиболее ярко те сияли перед стальными воротами тончайшей работы, где стража разом канула в боковые коридоры, сдав нас с генералом монументальному дворецкому с церемониальным жезлом выше меня самого. Пока уже местный почетный караул в тяжелых кирасах обмахивал нас магическими поисковиками в поисках скрытой угрозы, тот расправлял седые бакенбарды по круглому, как блюдо, плиссированному воротнику шитого золотом кафтана.
Наконец все предосторожности были соблюдены, и величественный выше всякого предела гном объявил в распахнувшиеся перед нами створки ворот:
— Гебирсвахе-обершихтгенерал Алмазной руки Зегезойл Грухпамр! — жезл гулко ударил окованной пятой в специально вмурованный в пол стальной диск. — С ним личный гость кронфрау инкогнито!!!
Створки лязгнули у нас за спиной под очередной удар жезла и заявление: «Сбор приглашенных окончен!» Выходит, все только нас и ждали? Нехорошие подозрения зашуршали военно-полевыми мышами, перебирая по душе когтистыми лапками.
Однако, осматриваясь в зале, я не заметил особого внимания к своей персоне от собравшихся. Высокородные и состоятельные гномы обоего пола до предела старательно демонстрировали важность и невозмутимость, сливаясь в неразличимую поначалу массу. Отсутствие среди них кого бы то ни было похожего на Тнирг, а также пустующее возвышение у дальней от входа стены зала, заставили блеснуть в моем уме, и без того перегруженном новостями, еще одну пронзительную догадку. Это не меня привели пред светлые очи конунгин унд фарерин Безнебесных Стран, а ее самое готовились предъявить всем уже собравшимся. Такая вот обратная иерархия, когда самый важный появляется самым последним. А если учесть, что предпоследним в зал пожаловал я, вообще интересно получается…
Попытки уразуметь тонкости своего положения то ли самого почетного пленника в истории Подгорья, то ли в той же степени почетного гостя, были прерваны долгожданным выходом царственной особы. То есть не выходом, а выносом из хода позади дальнего постамента, непосредственно на троне, для удобства снабженном тремя парами рукояток. С портшезом сие сооружение роднил и плотно закрытый то ли тент, то ли панцирь, скрывающий сиденье и подставку для ног, словно ракушка.
Носильщики, а по совместительству явно ближайшие телохранители кронфрау, молча прошествовали к предназначенному для трона возвышению и опустили на него свою ношу. Шестеро гномов, закованных в сталь с ног до головы, шагнули каждый в свою сторону, заняв места на вершинах «звезды Заабе мудрой», начертанной на полу вокруг постамента. Слаженным движением они выхватили по паре недлинных, фута в полтора, но весьма опасно выглядящих клинков и скрестили руки с ними на груди.
Невидимый слуга, а скорее, заклятие или кадавризованный механизм, медленно сложил тент, заставив изукрашенные золотом стальные сектора исчезнуть за спинкой трона. Одновременно все гнилушки в зале утроили силу света, засияв подобно молниям, вырвавшимся из герисских банок.
Долгих полдюжины секунд ослепление этой вспышкой не давало толком разглядеть сидящую на троне. А когда это наконец удалось, удивление оглушило меня столь же надежно, как прежде ослепил избыток освещения. Никогда до того я не мог представить, что способно сделать величественным и грозным четырех-с-половиной-футовое существо, покрытое шерсткой.
Теперь могу.
Прежде всего, в противовес большинству наземных рас, признаком высоты социального положения у гномов оказалась не роскошь наряда, а степень его отсутствия. Это у себя, по-домашнему, из-за уродующей болезни прежняя королева гномов могла принимать дочь в уютной цветастой ночнушке. Парадный же выход повелительницы Безнебесных Стран, демонстрируемый нынешней кронфрау, не предполагал ничего, кроме массивных золотых украшений. Правда, один из трех поясов вполне мог сойти за своеобразные трусики, да и грудь была символически прикрыта узорчатыми прорезными щитками на цепочках, терявшихся среди бесчисленных ожерелий. В общем, наряд оставался на грани приличия, примерно как у драконидов и нахватавшихся у них сходных манер людей Хисаха. Только если у тех и других привычка скудно одеваться происходила от нестерпимой жары, то у подгорной аристократии, похоже, строго наоборот — от показного пренебрежения извечной стылостью пещер. Да еще от подчеркнутого стремления показать пресловутую «кондиционность», чистоту наследственной линии.