Кость для Пойнтера

— Дрянь инструмент, а? — четко и раздельно проговорил я, глядя прямо в глаза Жаку. Поднял почти невесомое сооружение из дощечек и тыквы-долбленки, и, не глядя, швырнул горе-чарангу в огонь.

Нависшее молчание сделалось совершенно мертвым. Что делать и как понимать случившееся, не мог понять никто, от распоследнего подхватного до всесильного главаря. Паузу прервало жалобное треньканье струны, лопнувшей в пламени.

— Завтра настоящую принесу, — произнес я столь же четко и непререкаемо, не отводя взгляда от зрачков тесайрца, залитых пылающими отблесками. — В «Пьяную Эльфь», к четырем пополудни. Тогда и дело обговорим, — к моему немалому изумлению, то единственное место для общего сбора, которое я в принципе мог назвать, вчера было принято единогласно.

Что бы ни собирался сказать мне до того предводитель интернированных, теперь он только молча кивнул. Ни звука не проронили и его подчиненные все то время, пока я огибал костер в обратном направлении и шел к воротам. Хотя бы не пришлось расталкивать плечами внезапно онемевших бывших подданных Империи Людей — никто не встал у меня на дороге, никто не попытался задержать. Лишь на каком-то из этих долгих шагов сквозь живую дышащую тишину у меня в ножнах объявился тесак так же незаметно, как и пропал.

Ну и правильно. Без привычного клинка обойтись трудновато, а к дальнейшим братаниям с вековечным врагом я был не готов. Тем более к расспросам, где да как намерен достать обещанное. Это при том, что не знай я абсолютно твердо, где добыть редкость, невозможную в Альтийских горах, не стал бы и понты кидать.

Добраться до Восточных ворот удалось как раз ко времени прохода первой смены, часам к четырем. Смешаться с подхватными поденщиками, идущими к биржам нарядов, было несложно, свернуть вовремя в шаманский квартал — еще легче. В утренней толкотне никого не удивлял работник, отправившийся к целителю с какой-то хворью. Желая усилить эффект, я подвязал челюсть кстати найденной в кармане тряпицей, изображая приступ зубной боли. А едва плестись и так получалось весьма достоверно — за предшествующий день вымотался настолько, что едва ноги волочил.

У парадного входа в жилище Сантуцци я оказался аккурат к невидимому под горой рассвету. Сил осталось только на то, чтобы завалиться дрыхнуть, толком не раздевшись и отложив на потом все объяснения. На счастье, Тнирг еще спала, а впустившая меня скво, по обыкновению, оказалась не склонна к расспросам. Сам шаман не спал, но так и не снизошел до выхода к то ли слишком раннему, то ли, напротив, излишне припозднившемуся гостю.

Не спал он и тогда, когда я продрал глаза уже за полдень. Такое ощущение, что старик вообще никогда не спал, может, даже вовсе утратил возможность нарушить вечное бдение. Возраст и избранный им род занятий вполне позволяли предположить подобное.

Однако, несмотря на все мое желание, разговор с шаманом снова пришлось отложить. Теперь меня не допустила к нему Учеллина, рассудившая, что некормленый гость омрачает покой дома и его владельца. В чем-то, а то и вообще во всем, она была неоспоримо права — на сытый желудок резкость суждений заметно убавляется, категоричность мнений тоже как-то сходит на нет. А так как разговор с великим Сантуцци предстоял весьма деликатный, более чем уместно было хорошенько подкрепиться перед ним.

То ли завтрак, то ли уже обед состоял из расписной миски густой фасолевой похлебки с копченостями, накрытой вместо крышки свежеиспеченной, прямо из тандыра, кукурузной лепешкой. Пива и на сей раз не предложили, что и к лучшему, зато ложка была ощутимо поновее. Оставалось гадать, чем я заслужил подобное благоволение со стороны по-прежнему нелюдимой скво.

Лишь достигнув степени довольства и добродушия, необходимой с ее точки зрения, я был допущен в святая святых — мастерскую Сантуцци. Здесь хозяин работал, невозбранно курил трубку, пользуясь отдельной от прочего дома мощной ветвью вытяжки, и просто проводил все время, кроме обеденного и ночного. По этой причине мастерская была обжита, я бы сказал, до полной непроходимости.

Всяческого хлама в хозяйстве у Великого Шамана было неимоверное количество, от вполне исправных и полезных вещей до совершенно негодного барахла. Атинский тамтам, иэрийская пружинная рогатина на обломанном древке, даже кадавризированная кофемолка с полуразвинченым приводом, и мало ли что еще… Не всегда удавалось разобрать, что это такое и чем было изначально. Половина вообще выглядела подделками либо самоделками из совершенно не подходящего к тому материала.

Но вот чарангу, настоящую и в неплохом состоянии, я точно видел у него перед выходом в крааль итов, и теперь любой ценой должен был вытрясти ее у старика. Алмазы в задаток, слово будущей кронфрау, берущей отщепенцев под свою руку — это все в порядке вещей. За такое имеет смысл хорошо поработать… в пределах возможного.