Осторожно пробравшись между деревьями, Лафайет выглянул из-за ствола и увидел приближающийся верховой отряд кирасиров в лимонного цвета кожаных куртках и шлемах с плюмажами, за которыми великолепная пара вороных влекла золоченую карету красного дерева.
В открытом окне кареты мелькнула изящная рука в перчатке, бледно-голубой рукав бархатного платья, склоненная голова, лицо в профиль…
- Дафна!!! - закричал Лафайет на весь парк. Кучер взмахнул кнутом, и лошади перешли на галоп. Не обращая внимания на боль, Лафайет продрался сквозь колючий кустарник и спустя мгновение бежал рядом с подножкой кареты. Пассажирка уставилась на него широко открытыми от изумления глазами.
- Дафна! - вскричал O'Лири, тяжело дыша и хватаясь за дверцу. - Дафна! Остановись! Подожди!
Ближайший к нему всадник эскорта проревел какую- то команду, и внезапно Лафайета. окружили со всех сторон. Он увернулся от сабельного удара, споткнулся о камень и растянулся на земле, стукнувшись подбородком. С трудом подняв голову, он увидел исчезающую вдали карету и свирепое лицо с угрожающе закрученными усами.
- Бросьте негодяя в темницу! - взревел капитан эскорта. - Закуйте его в цепи! Положите его на голые доски! Но не убивайте. Пусть леди Андрагорра увидит, как он корчится в предсмертных судорогах!
- Дафна, - пробормотал Лафайет, чувствуя, что сердце его навек разбито. - Даже не оглянулась…
Пятая
Новая камера Лафайета была еще хуже старой. Он стоял в колодках на сыром цементном полу, площадью с ломберный столик. За решеткой работал человек с непомерно длинными руками, одетый с ног до головы во все черное. Весело насвистывая, он помешивал угли в небольшой раскаленной жаровне, над которой висели стальные зажимы, клещи, крюки и набор щипцов самых разнообразных размеров. Справа от жаровни стояла поставленная на попа кровать, а слева - гроб, утыканный длинными ржавыми гвоздями.
- Выслушай меня, - в девятый раз повторил Лафайет. - Это. недоразумение. Прошу тебя, разреши мне переговорить с герцогом или хотя бы написать ему письмо.
Человек в черном посмотрел на O'Лири и широко улыбнулся.
- Эх, друг! Побереги нервы! Тебе это все в новинку, а знаешь, сколько вас прошло через мои руки? Расслабься, успокойся и подумай о чем-нибудь приятном. Например, о цветах. Цветы - это хорошо. Представь себе, как они склоняют маленькие головки, забрызганные росой, распускаясь под лучами солнца, и ты почти ничего не почувствуешь.
- Тебе виднее, - сказал Лафайет, искоса посмотрев на раскаленную жаровню. - Но я - простой турист, и ни в чем не виновен. Позволь мне хоть на минутку увидеться с герцогом, и обещаю, что замолвлю о тебе словечко…
- Ай-ай-ай. Побереги силы, друг. Сам виноват. Зачем ты пошел на дело, не сняв монашеской рясы? Разве не знаешь, что стража с ног сбилась, разыскивая этого соблазнителя, который под носом герцога обделывал свои грязные делишки? Ты совсем с ума сошел, набросившись на Ее светлость перед воротами замка. Заметь, я тебя ни в чем не виню. Она - лакомый кусочек.
- И это все, что мне- гм-м… инкриминируют?
- А тебе мало? Ее светлостью интересуется сам герцог. И вряд ли ему понравится, что к ней приставал какой-то бродяга.
- И мне не отрубят голову на заре?
- Голову? Что ты, друг. Тебе назначена обычная процедура: каленое железо. А голову должны были отрубить парню, который превратился в летучую мышь и улетел в трубу.
- Жаль, я так не умею, - пробормотал Лафайет и зажмурился.
- Я нахожусь на Артезии, - страстно прошептал он. - Прекрасная ночь, светят звезды, и мне надо пройти всего двадцать миль по пустыне…
- Заклинания? - с упреком в голосе спросил палач. - Доиграешься, друг, что тебя обвинят в колдовстве.
- Бесполезно, - простонал O'Лири. - Опять ничего не получается. Я застрял здесь… застрял навеки… если не удастся договориться с герцогом. Послушай, - сказал он с отчаянием в голосе, - может, ты сам сходишь к Родольфо? Если окажется, что я говорю правду, тебя наверняка повысят в должности.
- Но я не хочу другой должности, друг. В нашей профессии лучше меня не сыщешь. Я очень доволен работой.
- Тебе нравится быть палачом? Человек в черном поморщился.
- Нам, добистам, не к лицу называться таким некрасивым именем, - сказал он расстроенным тоном. - Мы - добывающие истину специалисты - не чета палачам, которые только позорят наше доброе имя. Попади ты в руки какому-нибудь мяснику, я бы тебе не позавидовал.
- Ты считаешь, надо закончить университет, чтобы научиться жечь раскаленным железом?
- Не упрощай, друг. Вот, например, мне строго- настрого приказано не превышать полномочий и считать тебя «абитуриентом»
- есть у нас такой термин - до тех пор, пока не вернется Ее светлость. А так как приедет она не раньше, чем через две-три недели, сам понимаешь, какая тонкая, деликатная работа меня ждет.
- Послушай, - с фальшивой веселостью заявил Лафайет. - Почему бы тебе просто не забыть обо мне, пока Ее светлость не вернется? Тогда ты сможешь разрисовать меня красками и сделать парочку рубцов из воска…