Комендант понимал, на что он намекает. Мол, пристрелим нескольких ведьм, потом выгоним тебя со службы. Далеко ты не уедешь – родственники ведьм не дадут. От былой дружбы со штурмбанфюрером не осталось и следа.
Обермайор поначалу недоумевал, почему эсэсманы так злятся из-за побега этих несчастных. Ведь Ленц сам сказал, что толку от них нет. Но скоро сообразил: во-первых, их бесит сам факт, что кто-то от них смог сбежать. Во-вторых, неизвестно, куда доберутся еддеи и что расскажут. В-третьих: показательно, что фон Кляйн счел гойлемов бесполезными, а они, оказывается, ещё как полезны. Интересно, сколько часов они морочили головы интенданту и охране, пока не «вышли из строя»? И последнее: гойлемы – понятно, но сам факт побега – как? Как они смогли пройти мимо охраны?
Он постучал в дверь хютте Турхиль-Луизы Сивертсен. Вежливое обращение пока ещё никто не отменял. Дверь отворилась, словно его ждали. Мамаша сидела за шитьём, крепкие заскорузлые пальцы делали стежок за стежком.
– Герр комендант, – три других женщины, жившие в хижине, присели в книксене. Мамаша откусила нитку и взглянула на Фауля.
– Добрый вечер, дамы. Если он добрый. Вы все знаете, что случилось.
– Чёрные грозятся устроить нам порку, – прошамкала Сивертсен.
– Совершенно верно. Мне нужно…
– Не нужно, – вдруг ясным голосом сказала мамаша и посмотрела на обермайора молодыми глазами. – Мы с девочками посидели тут днём. Морок, они, значит, навели на охрану – так и ушли. Старый, конечно, навёл. И хоть жаль детей, но у нас самих дети. Так что не нужно никого пороть. Мы знаем, где они.
Фауль так и сел на кровать.
– На ферме наверху есть схрон. Хороший, надёжный, собаки не найдут. В большом амбаре, у задней стенки. Они пока там сидят. И ещё – беглецов хозяин прятал, остальная семья не знает. Скажи чёрным, пусть их не трогают.
Комендант выскочил из хютте, забыв попрощаться. Говорить Ленцу, кого ему трогать? Ага, а Ленц тогда потрогает его. Эсэсманы толпились у ворот, залезая в грузовики – собирались в расположение команды.
– Герр штурмбанфюрер! – заорал Фауль. – Я знаю, где они!
Машины взревели. Вскоре на ферме затрещали выстрелы, там забегали фигурки. Через двадцать минут её постройки вспыхнули весёлым ярким пламенем.
Потом автоколонна прокатила мимо поселка к айнзацкоманде, не останавливаясь. Повеселевший Ленц помахал Фаулю из окна своего «хорьха».
Самый младший сын фермера Торссона, Сигур, как раз спускался с верхних лугов, когда на ферме начали стрелять. Он выхватил из-за плеча винтовку, и побежал. Когда парень оказался на ферме, постройки уже догорали. По очереди он находил среди пепла обгорелые тела сестры, матери, отца, двух братьев. Отец сжимал ружьё – видно, пытался защитить семью. В бешенстве Сигур вскинул к плечу винтовку, целясь в светящиеся окна дома коменданта в посёлке внизу. Но кто убил всех? Придурок комендант и его бабы? Нет. Это эсэсманы.
Он нашел лопату и взялся за дело. В каменистой почве работа шла тяжело, но к рассвету Сигур похоронил всю семью.
Мы прогоним эту мразь, пообещал он себе. Я вернусь и отстрою ферму.
Парень закинул винтовку за спину и, не оглядываясь, зашагал к лесу.
Бирге этой ночью показалась Фаулю ещё красивее и страстней, чем обычно, хотя он точно знал, что такого просто не может быть. Уже в который раз коменданта посетило подозрение – уж не околдовывает ли она его? А потом и жениться заставит. Но крамольные мысли быстро покинули его голову, и он закрыл глаза в наслаждении.
Утром весёлый Ленц привез старика и четверых мальчишек. Их выкинули у дверей барака, и они лежали, не шевелясь.
– Ну что, мой дорогой Фауль, – штурмбанфюрер вытащил из портфеля бутылку аквавита – самого лучшего. – Вы полностью себя реабилитировали, герр комендант. Я так и указал в рапорте командованию. Первое: мы с вами провели блестящую операцию, спровоцировав заключенных на побег, чтобы вынудить их раскрыть секрет морока, который они тщательно скрывали. Сегодня ночью мы узнали всё. Это целая технология! Второе: параллельно мы выявили тайных пособников партизан, которые проживали у нас под носом! Злодеи уничтожены при попытке напасть на офицера. И третье: за такую операцию полагается хорошая премия! Это надо отметить! – и он откупорил бутылку.
Комендант сделал знак выглядывающей из кухни Бирге накрывать на стол.
– Сюльве, – доверительно сказал Ленц, который уже снова предложил называть его Герхардтом, – у тебя же скопилось жалованье. Ещёи премия будет. Купи себе, наконец, автомобиль! Езди по-человечески. А то мотаешься на мотоцикле, как разведка на Восточном фронте!.. Ей-богу, жалко смотреть.
А что, это мысль, подумал Фауль. Приеду в город, остановлюсь у ресторана. Со мной красавица Бирге в роскошной шубке, в бриллиантах…
– Дорогой мой, – сказал обермайор под конец первой бутылки (Ленц притянул его к себе и расцеловал), дорогой мой Герхард, сегодня я узнал удивительный секрет…
– Ик, – сказал захмелевший Ленц. Он совсем не удивился.
Фауль встал и принес из кабинета сборник норвегской поэзии начала века. Он нашел страницу 74, ткнул пальцем, и сказал:
– Здесь.