Кошка в сапожках и маркиз Людоед

- Всё верно, - согласился Рафаэль, - ведь заклятье может снять только тот, кто его наложил… Только я и Юджени…

- Вы сломали жизнь стольким людям, - сказала я, потирая саднившее горло, - у вас столько грехов на совести, так что снять заклятье – это значит хоть немного очиститься самому. Как вы спите по ночам? Призраки Шарля и мастера Монтеро не приходят к вам во сне?

- Нет, не приходят, - ответил он. – Но я часто видел во сне вас, Кэт. И всегда в образе ведьмы, между прочим. Наверное, я сразу разгадал вашу неугомонную натуру и предчувствовал, что ничего хорошего для меня с вашей стороны не будет.

- Хорошо, что именно этот сон сбылся, - ответил Ноэль сдержанно, но я видела, что ему очень не понравилось, что аптекарь видел обо мне сны. – И вдвойне хорошо, что Кэт смогла разгадать твои преступления.

- Беда с этими образованными женщинами, - Рафаэль комично развёл руками, - ничего-то от них не скроешь, Признаю, Кэт, вы очень умны. Почти всё учли. Но упустили ещё кое-что…

В его руке вдруг оказался чёрный лакричный леденец, аптекарь молниеносно сунул его в рот и проглотил. Тутур и господин Бланкир не успели этому помешать. Лицо Рафаэля мгновенно побагровело, а сам он упал на колени, тяжело задышав.

- Теперь Юджени проклята навеки, - произнёс он, кривясь от боли и смеха. – Отличная последняя шутка для колдуна.

Саджолена ахнула, Тутур попятился, а Лиленбрук рявкнул, оглушив нас всех:

- Мерзавец! Надо быстро промыть ему желудок! Ноэль, не стой столбом, тащи воду!..

Ноэль бросился в кухню, а Лиленбрук почти сразу помчался следом, крича, что нужно ещё растительное масло и воронка.

- Не успеете, - сказал аптекарь, уже опираясь на пол локтём. – Это хороший яд, быстрый. Приготовил специально для вас, Кэт. И для себя припас…

Он уже говорил с трудом, и губы побледнели. Я бросилась перед ним на колени, пытаясь приподнять, но у меня не хватало сил.

- Что же вы наделали, Рафаэль, - сказала я и не удержалась – заплакала.

- Плачете… - он нашёл мою руку и сжал. – Теперь всегда будете плакать. Жаль, что не из-за меня…

- Из-за вас - никогда!.. – пообещала я.

Прибежали Ноэль и Лиленбрук, но я уже видела, что мы опоздали. Аптекарь последним усилием взглянул на меня и сказал:

- Странно, Кэт… вы погубили меня, а я всё равно не могу вас ненавидеть…

Он уронил голову, взгляд остановился, и пальцы соскользнули, выпуская мою руку.

Ноэль наклонился пощупать жилку у него на шее, а потом закрыл ему глаза.

Некоторое время все мы словно застыли, глядя на мёртвого колдуна, лежавшего на полу.

Первым опомнился господин Планель:

- Сбегаю за священником, - сказал он. – Хотя… его всё равно не похоронят на церковном кладбище. Таким там не место.

- Его похоронят в нашем семейном склепе, - сказал Ноэль, помогая мне подняться и обнимая. – Всё-таки он был моим братом. Как и Шарль. Жаль, что я узнал об этом так поздно. Возможно, всё сложилось бы иначе.

- Боже, это что получается? - Лоис озвучила то, что боялись высказать мы все: - Это значит, леди Юджени никогда не будет расколдована?!

Саджолена всхлипнула, остальные мрачно молчали.

- Это я виноват, - сказал Лиленбрук, тяжело опустившись на стул и швырнув на стол воронку. – Мне надо было поинтересоваться, что произошло с этим змеёнышем после совершеннолетия…

Саджолена подошла и тихонько погладила отца по плечу.

Планель ушёл за священником, Надин усадила госпожу Броссар на диванчик, господин Бланкир снял камзол и накрыл тело, а сам отошёл к камину, хмурясь и барабаня пальцами по каминной полке.

- Никто не виноват кроме него самого, - сказала я. – Каждый из нас решает, что выбрать – любовь, зиму или колдовство. Он сделал свой выбор…

- Да, этот гадёныш выбрал колдовство, - горько сказал Лиленбрук.

- Нет, - возразила я. – Он выбрал зиму. Вечный холод ненависти. Как это всё страшно, - я уткнулась лицом Ноэлю в грудь, и он прижал меня к себе, гладя по затылку.

- Значит, это он убил моего Папара, - произнесла госпожа Броссар и разрыдалась в голос. – А я столько лет его проклинала…

Надин принялась утешать её, а я переспросила:

- Кого?

- Папара, - ответила госпожа Броссар. – Так я называла Гаспара.

- Конечно, Тутур… Папар… - я высвободилась из объятий Ноэля. –Папар – это не папа… А Фифи – это не фифа… Это не папа сделал ту надпись…

- Ты о чём, Кэт? – встревожено спросил Ноэль.

Его тревога была понятна – сейчас я выдала такой бред, что можно было вполне принять меня за сумасшедшую.

- Минуточку, - попросила я, подходя к камину.

Господин Бланкир посторонился, и я взяла с полки кулинарную книгу.

- Тут написано – дорогой Фифи от любящего безмерно Папара… - я раскрыла книгу, и из неё выпал засушенный цветок гиацинта.

Цветок закружился и мягко опустился на пол. Мы все проследили за этим полётом, и госпожа Броссар сорвалась с диванчика прежде, чем кто-то успел её остановить.

- Это… это мой!.. – воскликнула она, схватив сухой гиацинт, и слёзы хлынули из её глаз новым потоком. – Тут восемь цветов… Я назначила Папару свидание на восемь вечера… Когда мне было шестнадцать… И Фифи – это я, это меня так звали… давно…