Кощеевич и война

Яромир набычился. Семейное упрямство часто проявлялось некстати, но сейчас — другое дело. Он готов был гнуть своё хоть до смерти.

— Неправда! Оговорили его! Всё это время царевич был верен царю и Дивьему краю!

— Не отпирайся! — Ратибор рявкнул так, что заложило уши. — И смертной девкой с её приплодом незаконным с мысли не сбивай: малая вина большой не исключает, а токмо усугубляет. Лучше признайся во всём, облегчи свою душу и участь царевича. А коли будешь врать да упорствовать…

— Дивьи люди не врут! — вспыхнул Яромир.

Царь расхохотался. Смеялся он долго, громко и как-то… нездорово.

В голове мелькнула мысль: «Да он безумен!» И Яромиру стало страшно. Вообще-то он был не робкого десятка: в бою один пятерых стоил и не побоялся бы выйти на огнепёску с голыми руками, а тут вдруг как ледяной водой окатили — застыл столбом. Не может же быть, чтобы царь рассудка лишился? Или всё-таки может? Разве станет нормальный правитель прятаться в наглухо затворённых палатах, белым днём свечи жечь да испытанных соратников держать на расстоянии, опасаясь несуществующей упыриной хвори?

Ратибор смеяться уже перестал и надсадно закашлялся, а Яромир всё ещё лихорадочно соображал, что же делать. На ум пришли слова Радмилы: мол, судьба решила — тебе ехать. А вдруг монетка потому и направила его в Светелград, что лишь ему одному под силу достучаться до царя? Что ж, не попробуешь — не узнаешь. Возможно, начинать разговор стоило не в лоб, а издалека, но с этим у Яромира всегда были сложности. Он говорил, что думает, или молчал, если сказать было нельзя. В самом крайнем случае — менял тему на более безопасную. Вот и сейчас решил пойти по третьему пути:

— Я тут новость принёс. Небось, не слыхал ещё, государь? Проклятый Кощеевич чародея Весьмира победил и увёл в полон. В скором времени собирается выкуп требовать.

— Ничего он не получит, — отмахнулся царь.

Услышав такой ответ, Яромир немного повеселел:

— Вот и я так думаю. Неча Кощеевичу потакать. Нужно послать бравых ребят, чтобы отбили Весьмира!

— И где ж я тебе этих бравых ребят возьму? У меня все при деле. — Теперь Ратибор глядел на него снисходительно, как на дитя неразумное. — Все, кто есть, подступы к столице защищают. Воевода Веледар давеча к вам отправился с наказом оборону укреплять.

— А почему ты назначил Веледара, а не Радмилу, государь? Разве она не лучшая воительница?

Вопрос сам сорвался с языка. Яромир его, конечно, прикусил, но было поздно.

Ратибор покачал головой:

— Воительница, может, и лучшая. Но мечом махать — дело нехитрое. У твоей сестрицы ещё молоко на губах не обсохло. Не сладить ей с войском. Хватит с неё и отряда.

Спорить с недовольным царём было себе дороже, и Яромир не стал настаивать, хотя и не согласился. Радмила себя ещё покажет, сама убедит царя, что достойна. А вот Весьмиру каждый день в плену — мука лютая.

— Заметил я, что бравых ребят в столице полно, — кивнул он на молчаливых стражников у трона. — Вон Мрак штаны просиживает, аж лоснятся. Почему бы не отправить дюжину-другую…

— Вздор! — Ратибор не дал ему договорить. — Мрак наиважнейшим делом занят. А такие советы даёт либо дурак, либо вредитель.

— Тогда, может, Яснозора послать?…

— Да заткнись уже! — Злая фраза хлестнула Яромира, словно пощёчина, аж голова дёрнулась. — Весьмир, говоришь, попался? Туда ему и дорога. Значит, не такой уж он хороший чародей, коли проиграл. Не будет больше нам воду мутить. Пущай Кощеевич с него хоть шкуру живьём снимет — выручать не стану! И другим не советую. — Пока Яромир открывал и закрывал рот, как выброшенная на берег рыба, царь, поёрзав на троне, едко добавил: — Слыхал я, что ты свой отряд не уберёг.

Яромир опустил голову:

— Виноват.

— Значит, нет у тебя права о других воинах судить да указывать, что им делать. Отвечай теперь: как допустил несчастье?

— Нет мне оправданий… — Вина затягивалась на горле, будто петля.

— И всё-таки попробуй. Перед царём стоишь — так держи ответ с честью. — Ратибор привстал, на его лицо упала тень.

Яромир щёлкнул каблуками сапог и принялся докладывать:

— Помилуй, царь-батюшка. Думали мы Кощеевича в ловушку заманить, да прогадали. Вызнал он наши планы и ударил наперёд. Отбивались изо всех сил, но нас задавили числом да чарами.

Губы поневоле сжимались, поэтому приходилось цедить слова по капле. Он не видел лица царя, оставалось только гадать, что тот думает. Гневается, наверное? Ну и пусть! Правда часто людей злит. Она как лекарство: сперва горчит, порой даже причиняет боль, но после — непременно лечит. Поэтому её и надо говорить.

— Люди устали. Их измотала эта война. Многие уже не верят в победу, и в этом кроется причина многих наших неудач. — Яромир вздохнул. Он чувствовал, что ступил на опасный путь, но если уж идти, то до конца.

— А навьи почему не устали? — презрительно усмехнулся царь. — Из другого теста сделаны?

— Упырям и злыдням неведома усталость. Но и простые навьи воины нечасто дают слабину. Нам говорят: все они трусы и подлецы, но я видел многих, что сражались достойно.

— Чушь! У навьих нет достоинства, лишь жадность да злоба!