Кощеевич и война

Мысль мелькнула и пропала, потому что одна из девочек застонала, и Лис бросился растирать ладошки обеим. Маскировка Данэ была отличной — он сам не понимал, которая из малышек его сестра. Последний раз он видел Зарянку, когда та ещё пачкала пелёнки. Тогда у нее были рыжие волосы и множество веснушек. Но веснушки Данэ тоже умудрилась выбелить. Вот незадача — даже по ушам не поймёшь: у полукровок навьих людей и смертных они тоже заострённые, а расти перестают только в отрочестве.

Впрочем, сейчас это было не важно. Помочь следовало обеим. Лис вспомнил лечащее заклинание, которому его научила мать, и нараспев произнёс колдовские слова. Ничего не произошло. Может, он что-то перепутал? Лис прочитал заклинание снова. Опять ничего.

Марена покачала головой:

— Не старайся, не выйдет.

— Это ещё почему? Прежде ведь получалось.

— Прежде ты не был суженым Смерти. Я предупреждала: есть цена, которую придётся заплатить за эту честь. Твой отец тоже был не способен к целительской магии. Но это не было врождённым. Чем дольше мы вместе, тем меньше ты способен исцелять. Себя — да. Но не других. Правила есть правила.

Досадно, хотя и закономерно. Смерть и жизнь — словно два берега, разделённые бурной рекой. Порой они сходятся очень близко, но никогда не станут одним.

— Надеюсь, скоро подойдёт подмога.

Стоило Лису это сказать, как с неба донеслось знакомое карканье Вертопляса:

— Р-ребята, я их нашёл! Скор-рее сюда!

Спустившись, он первым делом ущипнул Лиса за мочку уха. Причём пребольно.

— Ай! Ты очумел?!

— Нет, это ты очумел! Удр-рал впер-рёд, никого не подождал. Мы с ног сбились по полям да лесам р-рыскать.

— Ну нашли же? — Лис дёрнул плечом, и Вертоплясу пришлось взмахнуть крыльями, чтобы удержать равновесие.

Но тревога в душе улеглась сама собой. Джиргал знал пару лекарских напевов, Октай всегда возил с собой благовония. Этого хватит, чтобы спокойно доставить девочек в лагерь, а там ими займутся настоящие целители.

* * *

— Они очнулись, господин.

Лис едва успел разоблачиться и перекусить, а Оджин уже примчался с докладом. Расторопный малый. Взять, что ли, его к себе в стряпчие с ключом? Для мелких и крупных поручений.

Ему пришлось допить чай одним глотком (ух, и горячий!) и бежать к сестре.

Девочки сидели в шатре на укрытом шкурами топчане, жались друг к другу и пугливо озирались по сторонам. «Словно синички зимой», — подумал Лис.

— Привет. — Он шагнул в круг света масляной лампы. — Ну и кто из вас Зарянка? Девочки молчали.

Лис наугад ткнул пальцем в одну из них:

— Как тебя зовут?

— Махира, господин.

— Значит, ты — Зарянка? — повернулся он ко второй, но та помотала головой:

— Я тоже Махира, господин.

— Вы смеётесь? Не может быть, чтобы вас звали одинаково.

— Мы сёстлы. — Девочки взялись за руки.

Настороженные взгляды исподлобья, тёмные глаза. Не синички. Два затравленных лисёнка.

— Я свой. — Княжич изобразил самую добродушную из своих улыбок. — Старший брат Зарянки. Вы меня не помните?

Первая мотнула головой, а вторая не без ехидцы в голосе выдала:

— А господин, похоже, сам не помнит свою сестлу.

— Так и есть, — решил не отпираться Лис. — Много воды утекло с тех пор, как мы виделись в последний раз. Шестнадцать лет я был… далеко. А потом опасно стало видеться.

— Но нас всё лавно уклали.

— А я вас спас. Значит, мне можно доверять.

— Мама сказала, велить нельзя никому.

На это сложно было что-то возразить, ведь Лис и сам так думал. Даже Маю до конца не открывался. Да что там Маю — и Вертоплясу, хотя любому дураку известно: вороны-вещуньи хозяев не предают.

Полог шатра приоткрылся, и внутрь, хромая, вошла Данэ.

— Я вижу, господин уже встретился с сестрой?

— И да и нет, — развёл руками Лис. — Ты хорошо их воспитала. Молчат как рыбы.

— А разве сердце не подсказывает господину? Не чует родную кровь?

Сердце не чуяло ничего, и в этом Лис был сам виноват. Дал пять зароков, чтобы обрести бессмертие, и в душе постепенно поселилась зима. Единственное, от чего Лис так и не смог отказаться, — от любви к матери. Всё прочее постепенно поблёкло, уступая место тёмным и тяжёлым чувствам: страху, гневу, ревности, недоверию. Даже когда Зарянку похитили, первым, что подумал Лис, было: «Моё брать не позволю!» — и только потом в душе всколыхнулась тень былого волнения за сестру. Но там, где бессильны чувства, поможет разум и расчёт.

— Эта болтливая — моя, — указал он на девочку, которая не выговаривала «р». И, кажется, угадал. Данэ улыбнулась, а малышка захлопала в ладоши.

— Узнал! Узнал!

Наверное, стоит обнять девочку? Она ведь этого ждёт? И Лис обнял, дунул на волосёнки, чмокнул в макушку.

Но на долгие нежности его не хватило.

— Когда поправите здоровье, велю своим людям проводить вас в замок.

— В замок?! — ахнула Данэ. — А разве это не опасно?

— Вас нашли даже в чужой деревне. Доброгнева не отстанет. А в замке хотя бы стены есть. Везде сейчас опасно, Данэ.

Кормилица поклонилась — больше чтобы спрятать тревогу во взгляде, нежели из вежливости.

Зато Зарянка с Махирой сияли. А были бы силы — наверняка запрыгали бы от радости.

— Будем жить в замке, пледставляешь?!

— Ага, как принцессы!