Антон не спеша смотал удочки, закурил, спокойно поглядывая на необъятную тучу, надвигавшуюся все ближе. Он имел свои планы, и по ним ему было необходимо промокнуть до нитки. Поэтому он терпеливо дождался настоящего ливня и под ним зашагал к дому путеобходчика. Через пять минут он промок до костей. Ботинки хлюпали и разъезжались на раскиселившейся тропинке.
Обходчик стоял под навесом крыльца и сквозь мутную сетку дождя всматривался в дорогу к озеру. Заметив приближавшегося Антона, он замахал руками и закричал:
— Да беги ты быстрее! Вышагивает, как журавль!
— Чего уж тут бежать! Хуже того, что есть, не будет.
— Ну и ну! Вот так выстирало тебя! Снимай все, выжимать нужно да сушить. Эх-ма!.. Пропади она пропадом, и рыбалка такая!
— Ну нет, — рассмеялся Антон, отдирая от тела прилипшую рубаху. — Ты загляни-ка в корзинку…
Незаметно оба они перешли на приятельское «ты». Старик сделал это первый, и Антон с радостью подхватил предложенный тон.
Вскоре Антон сидел перед печкой в коротких для него стариковых штанах, в ватнике, накинутом на плечи. На шестке бойко потрескивали сухие чурки, пламя лизало закопченные бока чугунка, поставленного на таган. Старик выпотрошил и вымыл рыбу, принес молодого лука с огорода. Взглянув на часы, он торопливо надел плащ, взял сигнальные флажки в кожаных чехлах.
— Ты командуй тут сам, а я пойду тридцать восьмой, пассажирский, встречать. Через четыре минуты пройдет.
Антон подкинул дров и подошел к окну.
Издалека приближался гул поезда, донесся долгий свисток, приглушенный дождем. Старик застыл у опущенных шлагбаумов, подняв неразвернутый желтый флажок. Вагоны промчались мимо ярко-зеленые, словно лакированные после дождя. И снова тишина опустилась на лес, дорогу и одинокий домик с двумя березками под окном…
— Ну вот, теперь целый час поездов не будет, — проговорил путеобходчик, возвратившись. — Посидим спокойно. Капустки не достать ли на закуску?
— А что ж, неплохо.
Старик сходил на погреб, принес капусты и рубленой, и пластовой. Из посудного шкафа достал блюдо, пару деревянных ложек и два граненых стакана. Нарезал хлеб. Приготовив все, тоже подсел к огню, набил трубку. Попыхивая крепким махорочным дымом, долго смотрел на бойкие язычки пламени, метавшиеся вокруг чугунка. Спросил Антона:
— Ты, стало быть, у Афанасия вроде караульщика живешь, за домом глядишь?
— Да нет. В доме у него жена осталась.
— А чего ж он и ее не взял?
— Да хозяйство здесь, куры, поросенок, огород посажен. С его-то заработка, пожалуй, живо ноги вытянешь.
— Это верно, жизнь трудная. Ты сам-то работаешь где?
— Нигде. Инвалид второй группы. На пенсию живу.
Путеобходчик сочувственно покачал головой.
— Тоже, брат ты мой!..
— Ну, много ли одному надо! Тем более, сейчас на всем готовом у дяди. Пенсию-то и не трогаю совсем. Так шутя-шутя, а тысчонок пять уже набралось. — Антон добродушно рассмеялся.
— О, это больно ладно!..
Старик попробовал уху, удовлетворенно крякнул.
— Эх, хороша! Пора снимать, а то разварится рыба и в ложку не поймаешь. Давай-ка блюдо сюда…
Антон налил стаканы по край.
Обходчик поднял свой степенно, посмотрел на свет, осторожно, чтобы не расплескать, чокнулся с гостем.
— Ну, господи благослови!
Он отпил только половину, остальное решительно отставил в сторону.
— Это что же?.. Так не годится! — запротестовал Антон.
— Все правильно! — поднял руку старик. — Нельзя, мне еще в обход идти.
— Да чего будет со стакана!
— Я свою норму знаю. Ничего, ты пей до дна, ешь веселей, на меня не смотри. Вот приду утром, — она и пригодится. Давай, тяни.
Антон не стал спорить.
После обеда вышли покурить на крылечко. Гроза давно прошла. В высоком небе тихо догорала заря, опускались сумерки. Над поляной кисейной тучей толклись комары. Антон дунул в них дымом, — они разлетелись, тут же собрались опять и продолжали свой воздушный танец.
— К теплу пляшут, — заметил путеобходчик. — Ну, надо полегоньку собираться.
Поднялся и Антон.
Его белье висело на веревке около холодной печки. Он пощупал брюки и огорченно покачал головой.
— Не сохнут, будь они прокляты! Низ, вроде, ничего, а в поясе как и были.
Старик тоже пощупал их и вынужден был согласиться с Антоном.
— Да, не больно приятно одевать на себя. А сейчас и прохладно стало, вот-вот роса ляжет. Дома не будут беспокоиться, если ночевать не придешь?
— Что я, маленький?
— Ну так и оставайся у меня. Есть о чем говорить! Заваливайся на кровать или на печку и спи сколько влезет.
Антон только этого и ждал. Для виду он отнекнулся было, но тут же согласился.
Старик снова надел плащ, зажег фонарь и, прихватив большой гаечный ключ, отправился на полотно.
— Ты крепко спишь? — спросил он на прощание.
— Когда как. А что?
— Не запирай дверь-то. А то и не добудишься тебя.
Антон остался один. Он долго лежал с открытыми глазами, размышлял, курил. Уснул незаметно и сразу, словно провалился в черную пустоту.
Утром его разбудил радостный возглас обходчика.
— Хе-хе!.. Письмецо от дочки!..
Антон протер слипавшиеся глаза.