Королевства Глубин

Корабль был олицетворением ада. Дым грозовыми тучами перекатывался по палубе. Через эту тёмную занавесь он с трудом различил горящих и умирающих мерроу, похожих на призраки, приговоренные к вечным мукам; огры шатались, или ползали, или уже только корчились ужасающими клубками. Краска скукоживалась и загоралась длинными, неровными полосами.  Вся оснастка, высушенная палящим южным солнцем, полыхала будто хворост. Осматриваясь, предводитель пиратов увидел, что и стоячий, и бегучий такелаж скоро совсем обрушатся, увлекая за собой полыхающие паруса, и уничтожит всё внизу. Бочка за бочкой ярко вспыхивали, и Сердце Льва невольно задумался, не взорвутся ли те из них, что остались запечатанными, как от выстрела его трубки. Если так, ему нужно убраться на много морских миль отсюда. Повернувшись забраться на перила, он внезапно остановился.

Что-то привлекло его внимание. Движение там, где его не должно быть. Крутанувшись, он вгляделся в бушующее пламя. Нестерпимый жар высушил его лицо и глаза, заставляя щуриться, но где-то там…

Вон там!

- Шар, защити своего самого блудного сына! – взмолился пират. Вцепившись в латунную трубку, он пригнул голову и бросился в стену пламени.

То, что он увидел, оказалось сжавшейся, ползущей фигурой – но не умирающего мерроу, а лейтенанта морских сил Белинды Дестин. Её низвергли на палубу, но не убили, слишком она была живуча для этого. Обливаясь потом от страха, едва осмеливаясь дышать, капитан зигзагами обегал очаги поднимающегося до колен пламени, увернулся от катящейся горящей бочки, остановился, нырнул под полыхающим ошмётком паруса, а затем – его сердце замерло – перепрыгнул через открытый люк и тяжело свалился на колено. Лодыжка щёлкнула, словно сухая ветка, и дикая боль пронзила его ногу.

Всё же толстый пират, неуклюже ковыляя, добрался до женщины. Оглушённая, она бесцельно отползала подальше от ближайшего участка огня. Её шёлковая розовая блуза тлела, а жёлтый пояс загорелся. Не тратя воздух на объяснения, Сердце Льва сорвал свой тюрбан и сбил пламя, отбросив затем обуглившуюся и успевшую заняться ткань. Встав на колени, задыхаясь, он обвил мясистой рукой тонкую талию солдата и забросил лейтенанта на широкое плечо. Со стоном, морщась от вспышки боли в повреждённой лодыжке, пиратский капитан, щурясь, всмотрелся в дым и огонь и побрёл в сторону дромона – который, казалось, лежал в сотне лиг по ту сторону пылающей пустоши, способной пристыдить все Девять Кругов Ада.

Прихрамывая, ругаясь и молясь, Сердце Льва брёл к безопасности и прохладе свежего сладкого воздуха. Его ноша давила на плечо и подвёрнутую ступню.  Ему пришлось обогнуть грот-мачту, а затем и бизань-мачту – весь правый борт кога был охвачен огнём. Если ему не удастся пробраться мимо пожара на носу, придётся рискнуть и прыгнуть в океан, а плавать он так и не научился – проявление лени, о котором он теперь жалел, хотя, возможно, жалеть осталось недолго.

- Давай – фух! – вестница разрушений! Нам нельзя – ай! – болтаться здесь! – бормотал Сердце Льва полубессознательной женщине, поддерживая её – или свою собственную – храбрость. – Ух, они вас, имперцев – ааа! – наверно кормят овсянкой и сеном! Давай, тут не страшнее, чем в лесном пожаре, или как я там слыхал… Что за?

Впереди, возвышаясь над дымом, высокий точно извергающийся вулкан и похожий на призраков его прошлого, виднелся мерроу с до черноты обожжёнными боками. Обезумевший от боли монстр налетел на бизань-мачту, отскочил от неё, затем увидел людей и вызывающе взревел.

У пиратского капитана не было оружия – ни сабли, ни даже кинжала – а на плечо давила теряющая сознание ноша. Не найдя ничего получше, он использовал то, что попалось под руку – точнее, в руку – его латунную огненную трубку.

- Пошёл к дьяволу! – Сердце Льва огрел морского огра по морде импровизированной дубинкой. Пасть твари захлопнулась со щелчком, а само существо кубарём покатилось в сторону. Пират не был до конца уверен, но похоже он сломал чудищу шею – деяние, больше подходившее его пылкой юности, нежели его теперешнему возрасту. Отбросив погнутую трубку, капитан побрёл дальше к дромону на покрытых волдырями ногах.

Последняя голубовато-белая стена пламени закрывала путь к родному кораблю, через неё были видны оборачивающиеся и на что-то показывающие пираты; их очертания плыли из-за жара над огнём. Шум в голове не позволял расслышать их крики. Без сил – но с полным решимости сердцем – предводитель пиратов начал разбег.

Через пять заплетающихся рывков он, склонив голову, обрушился на фальшборт, оттолкнулся и прыгнул.

Сначала огонь заполнил его взор, затем синее небо, затем зелёная вода – и наконец он врезался плечом в палубу из сосновых досок.