Королевский гамбит

Из черного провала повеяло холодом. Ухов с опаской приблизился к люку, поправил на груди рацию и, зажмурив глаза, шагнул в пустоту. За ним выпрыгнул Остапенко. Левченко замешкался в дальнем отсеке, вытаскивая груз взрывчатки.

— Левченко! — окрикнул гауптман. — Поторапливайтесь, Левченко. Я назначаю вас заместителем Сарычева.

Майор выбросил из люка ящики со взрывчаткой. Махнул рукой заробевшему перед прыжком Левченко и взялся за вытяжное кольцо.

— За группу отвечаете вы, — еще раз повторил Соколову Крафт. — Запомнили указания? С богом!

— Я выполню все! — Соколов, чуть пригнувшись, покинул самолет.

Немного покружив по лесу, майор собрал группу, подсвечивая фонариком, открыл полевую сумку и… не обнаружил карты.

— Левченко, где карта?

— Что ты, — уныло промямлил тот, — карту Крафт тебе вручил.

— Да, да, — поспешно согласился Соколов, решив не говорить подчиненным о потере: “Так, пожалуй, будет лучше”.

— Нашел карту? Нашел? — спросил Левченко. — Порядок. Слушай, Сарычев, может быть… ну ее к черту, Великую Германию! Пусть Гитлер сам воюет! Давай заберемся в деревеньку поглуше и отсидимся. Как?

Остапенко и Ухов с интересом и явным одобрением прислушивались к его словам.

— Отсидеться хочешь? — грубо проговорил Соколов. — Не выйдет! Я диверсант двести пятьдесят шесть, ты — триста второй, Ухов — сотый, а Остапенко… — майор умышленно называл номера.

— Да, дела-а, — глухо выдавил Остапенко. — А если?.. — он посмотрел на Соколова тяжелым взглядом и замолчал на полуслове.

— Если — отставить! — вызывающе приказал Соколов. — Пошли! Ухов и Остапенко поочередно несут рацию! Левченко — взрывчатку. Я — провиант. — Майор повел группу через бурелом. “Куда исчезла карта?.. — думал ©н. — Почему Крафт проделал все это так скоропалительно?”

Боязно шагать лесом в полумраке по бездорожью. Каждый пень или корень кажутся притаившимся человеком.

Когда стало совсем светло, в кустах устроили дневку. Расположились так, чтобы сразу же при случае нападения можно было бы занять круговую оборону. Ухов, повозившись немного, настроил рацию на нужную волну и вызвал Крафта.

Гауптман поздравил Соколова с благополучным началом операции и порекомендовал действовать решительно и быстро.

— Возвращайтесь поскорее, — почему-то взволнованно приказал он. — В квадрате сорок четыре немецкие войска предупреждены о вашем возможном появлении. Пароль “Гамбург”.

Ухов свернул рацию.

“Квадрат сорок четыре, — думал майор. — Неужели я обронил карту во время прыжка?”

Пообедали галетами и пресным соевым шоколадом. Подремали до вечера, дежуря по очереди. В сумерках Соколов разбудил всех. Поеживаясь, Ухов и Остапенко упаковывали рацию. Левченко, приплясывая, закинул за спину ящик со взрывчаткой. Соколов сложил остатки провизии в рюкзак, сориентировался и повел группу на восток. Обойдя излучину какой-то речки, они углубились в лес и сразу же заметили меж стволами людей.

— Кто-то идет. И не один идет… — зашептал Левченко, распластавшись на земле. — Пар-ти-за-ны…

— Слушай, Сарычев, — низко пригнувшись, проговорил Ухов, — не вздумай сопротивляться.

— Ложись! — зло выкрикнул Соколов. — Ложись, тебе говорят! К бою!

— Не надо стрелять, Сарычев! — скулил, не переставая, Левченко. — Давай поднимем руки! Придем к партизанам и скажем, что из немецкого плена бежали. Давай, Сарыч ее…

В ответ на это Соколов спокойно вскинул пистолет и поймал на мушку ближайшую фигуру. Он еще не решался стрелять. Люди шли цепью, но слишком по-уставному. Точные интервалы, одинаково изготовленные к бою автоматы, даже ноги выбрасывались вперед, словно по команде, одновременно. “Муштра. Не люди, механизмы, — мелькнуло в голове у Соколова. — Неужели гитлеровцы?.. По времени, которое мы находились в воздухе, самолет перелетел линию фронта. Карта? Усмешка гауптмана? Неожиданное задание без подготовки. Последняя беседа со Штаубергом… А время в воздухе? Да, но самолет мог сделать круг…” Соколов выстрелил, фигура покачнулась, упала.

— Не стреляй, — крикнул, вскакивая и бросаясь на Соколова, Ухов. — Ей!..

Майор увернулся от жилистых пальцев разъяренного Ухова, привстал и рукояткой пистолета ударил радиста в висок. Ухов обмяк.

— Приведи его в себя, — приказал Соколов, полуобернувшись к Остапенко. — И не вздумай валять дурака.

Из-за коряги кто-то прокричал:

— Мы партизаны! Кто вы?

— Ответь, что военнопленные, — плаксиво ныл Левченко. — Сарычев, перейдем к ним, перейдем. Убьют ведь.

— Сдавайтесь! — опять прокричали из-за коряги. — Гарантируем жизнь и свободу. Вы русские?

— Русские, — откликнулся Соколов, — Но служим Великой Германии, — и опять выстрелил.

Странным было то, что, обладая численным превосходством, партизаны вели себя не по-русски, слишком боязливо, даже не стреляли.

— Гранаты к бою! — громко подал команду Соколов и, приподнявшись над кустами, выдернул из лимонки кольцо.

И тогда только, наконец, из сгустившейся темноты донеслись слова, которых уже с уверенностью ждал он.

— Двести пятьдесят шестой, приказываю прекратить стрельбу. Ваша группа находится в расположении частей генерала Крюгеля.

— Пароль?

— Гамбург!