Королева в придачу

Анну ужаснула перспектива, что кто-то может подумать, будто её связывают с Гриньо совсем не те отношения, какие были на самом деле. Но уж лучше пусть думают так, чем дознаются, что она шпионит для гувернера герцога Ангулемского. И, как бы ей ни было неловко, она первая замяла разговор, завозившись с Курносым, который вдруг начал скрестись в дверь, пытаясь открыть её и выскользнуть вслед за Лизи. И что это с псом? Обычно он не оделял своим вниманием эту фрейлину. Но вскоре именно беспокойное поведение собачки натолкнуло девочку на опасную догадку. Она даже испугалась, и ещё долго ворочалась с боку на бок, прижимая к себе Курносого, пока тот не успокоился и затих. Фрейлины тоже вскоре заснули, лишь Анна все не смыкала глаз. Она слышала, как в соседнем покое громко храпит баронесса д’Омон, что-то бормочет во сне мадам Нэвэр... «Тоже мне сторожа», – думала Анна. В какой-то момент она встала, в одной рубахе, на цыпочках, пробежала через комнату фрейлин и тихонько приоткрыла створку двери в покои королевы. Похоже, что королева спит. Пламя угасающего камина бросало слабые отблески на ложе с полузадернутым шёлковым пологом. Анна увидела закинутую за голову руку спящей, кружевные оборки её ночного чепца... Постель дежурной фрейлины стояла в углу, и Анна Болейн со своего места не могла её разглядеть. Но ведь Лизи ушла? И уже собираясь прикрыть дверь, почти успокоившись, Анна вдруг обратила внимание на нечто, что дало ей повод предположить, что в королевском ложе спит совсем не Мэри. Длинная прядь волос, выбившаяся из-под чепца, имела совсем иной оттенок, чем у королевы. Это был не медово-золотистый, почти рыжеватый отлив волос Мэри Тюдор, а скорее пепельно-русый, как у Лизи Грэй! Пока это оставалось просто догадкой. У Анны не хватило смелости проскользнуть в королевскую опочивальню и убедиться в правильности своего предположения. Решив дождаться утра, когда Лизи в голубом плаще вернется, Анна долго и мужественно боролась со сном, таращась в темноту. Она слышала, как менялась стража во дворцовых переходах, но потом тишина и дыхание спящих разморили её, и девушка заснула, сама не заметив когда, пропустив тот момент, когда под утро в королевскую спальню бесшумно, как тень, проскользнула фигура в голубом плаще.

На следующий день королева выглядела несколько утомленной, недовольной. Она не замечала испытующих, осторожных взглядов Анны Болейн. Этой ночью... Их любовь с Брэндоном была столь долгожданной и страстной... Встретившись в пустующем крыле дворца, они любили друг друга пылко и неистово. Узкая комнатка, заставленная старой мебелью, тюками и ящиками, узкий топчан в углу, где они дерзко и радостно предавались плотским утехам... Мэри полностью доверяла Брэндону. В ней больше не осталось стыдливости, она знала, что прекрасна, что он любуется ею! А то, что испытывала в объятиях того, кого сама избрала, дарило ей острейшее наслаждение. Она удивлялась, как Брэндон мог быть таким осторожным с ней, прерывать блаженство, дабы она не зачала от него, и была признательна ему за эту заботу... Но сама с собой ничего не могла поделать – едва отдышавшись, вновь ластилась к нему, упиваясь его прикосновениями, ощущением его жестких ладоней на своей коже, его упоительными ласками и поцелуями.

– Ты маленькая бесстыдница, – шептал он ей, любуясь её зажигательной чувственностью и почти задыхаясь: – Но как ты восхитительна!

Их страсть таила в себе опасность, запрет, но именно это придавало ей столь головокружительную остроту и неистовство. И как же тяжело было расстаться, а потом, днем, скрывать все, отводить глаза, сдерживать дрожь в голосе!

Они встретились на следующую ночь... и на следующую. Дни же были невыносимы. Мэри чувствовала, что начинает дрожать при одном его появлении, а когда Чарльз общался с другими женщинами, начинала бешено ревновать. Даже к Клодии! А когда ко двору по делам прибыл адвокат Дизоме, как всегда, вместе со своей красавицей женой Жанной, и Мэри увидела Чарльза, беседующего с этой высокой тонкой блондинкой, ревность её словно обожгла. Королева. Позабыв обо всем, нагнала его на прогулке и потребовала объяснений. Брэндон осторожно оглянулся:

– Позже... Мы поговорим обо все ночью. В нашей комнате.

Она еле дождалась положенного часа, но едва Брэндон – страстный, нетерпеливый, ласковый – заключил её в свои объятия, забыла обо всех подозрениях. Он любил её! Она чувствовала это, знала... Хоть Чарльз ни разу не произнес этих желанных слов признания.

Брэндон действительно был восхищен и счастлив. Но в отличие от Мэри, он не терял голову, и первым обратил внимание на странный посторонний звук в пустой галерее дворца Ла Турнель. Отпрянув от Мэри, герцог заставил жестом её затаиться и прислушаться. Лаяла собачка королевы. Тонкое тявканье будило громкое эхо под огромными сводами. Мэри опомнилась первая.

– Это мой Курносый. Несносный пес. Наверное, он увязался за мной. Боже, он может выдать нас!

Оба поняли, что сейчас самое время прекратить свидание. Быстро одевшись, Брэндон первым выскользнул в пустой коридор.