Лорелея стояла рядом с Кэлем на крутом берегу реки Зильберфлус. Габриль ушел на разведку, скрылся за поворотом, где массивный мост соединял северный и южный Рэйвенспир. Магическая сила еще покалывала ладони Лорелеи. Ощущая эти покалывания, Лорелея старалась ощутить заодно и триумф. Да, она это сделала. Ей удалось пересилить Ирину, победить магию ошейника, направить боль обратно к наславшей ее мардушке. Хотя Кэль не избавился от боли, теперь она по крайней мере терпима.
Ирина хотела отвоевать Кэля у Лорелеи, но ей это не удалось.
Правда, Лорелея не смогла снять ошейник – и всё же сейчас победа за ней.
Лорелея знала: ей можно и нужно торжествовать; но вместо того, чтобы победно сверкнуть глазами, она отвела взгляд от короля драконитов и устало опустилась на кочку.
«Лорелея, что с тобой?»
Она – сильная. Она сможет победить королеву.
Эта мысль вызвала боль в сердце. Раз Лорелея могущественнее Ирины, значит, она могла сразиться с Ириной и раньше. Когда в ее силах было спасти Лео.
От горя и стыда Лорелея не поднимала глаз. На сердце лег камень.
Почему она не сняла перчатки, увидев Ирину там, в Норденберге? Почему не вызвала ее на поединок прямо на улице, пока Лео прятался в кузне?
Потому, что слишком боялась явить себя могущественной королеве, потому, что была уверена: Ирина ее уничтожит. А цена этого страха, этой уверенности – жизнь Лео.
«Не кори себя».
Кэль опустился на колени рядом с Лорелеей.
«Мой брат погиб, потому что мы использовали всё, что угодно, кроме магии».
Лорелея по-прежнему смотрела в землю. Что проку в силе, если она не решилась использовать ее в самый нужный, самый невозвратимый миг!
Принцессу затрясло, взор затуманился.
«Лорелея, послушай…»
«Только не говори, пожалуйста, ничего на тему «Ты не могла знать, что окажешься сильнее» или «Ты боялась Ирины – и правильно боялась». Всё это чушь».
Каждый вдох причинял боль. Каждый удар сердца служил напоминанием – если бы не малодушные опасения, сердце Лео сейчас тоже билось бы.
«Я просто хотел сказать, что все мы задним умом крепки. Знаешь, сколько раз я прокручивал в уме разговор с родителями – тот самый, когда они объявили, что отправляются на линию фронта и берут с собой моего старшего брата? Знаешь, сколько я придумал способов поведения, каждый из которых изменил бы ход событий?»
Голос Кэля был тих, мысли – исполнены горечи и угрызений совести.
«Например, я мог бы уговорить родителей подождать один день. Или проштрафиться в Академии днем раньше и, соответственно, днем раньше вернуться домой. Я мог притвориться больным. Я мог сбежать, и они бы меня долго искали. Да мало ли что! Сколько трюков было в моем распоряжении, и каждый задержал бы родителей дома. И я бы сейчас так не терзался».
«Это выше моих сил».
Дрожь прошла по позвоночнику, охватила всё тело Лорелеи. Ее затрясло.
«Это выше моих сил. Подумать только, я могла остановить Ирину еще тогда. Я могла спасти брата».
«Такие мысли причиняют очень сильную боль, Лорелея. Но я готов разделить ее с тобой».
Кэль уселся у ног Лорелеи и распахнул для нее свой разум. Ей открылось всё, что он передумал и что выстрадал. Она ощутила, насколько тяжело бремя его ответственности и как мучителен страх, как горько чувство вины и как трудно идти дальше, но спасение – лишь в этом, и прощение павших – тоже.
Злость на себя жгла Лорелею изнутри. Магическая сила колола ладони и пальцы, и Лорелея стиснула кулаки и била кулаками по земле, пока руки не начали кровоточить. Она хотела порвать этот мир в клочья. Она хотела стать размером с мышь и забиться в нору.
Она хотела вернуть брата.
Она плакала, и слёзы душили ее. Ее душила правда.
«Ты не одна, Лорелея».
Она прислонилась к Кэлю, позволила драконьему огню прогнать липкую дрожь. Кэль обнял девушку нежно и осторожно; его мысли были полны уверенности в том, что Лорелея сможет двигаться дальше, как только успокоится и отдохнет. И он то и дело повторял: «Ты не одна, я с тобой».
Лорелея рыдала, пока стыд и скорбь не покинули ее душу. Пока голова не стала пустой и гулкой.
Постепенно Лорелея затихла и лишь тогда обнаружила, что Кэль по-прежнему стоит на коленях на каменистой земле, что ветер стал сильным и сырым и Кэль защищает ее от ветра. Внезапно пришло осознание, что она, Лорелея, всё это время практически лежала на коленях у Кэля, что вымочила слезами его рубашку.
И напрасно вспоминались наставления Габриля о том, как подобает вести себя знатной девице. Ни одна из готовых фраз не годилась к случаю.
«Не нужно ничего говорить. Вообще ничего».
Но Лорелея всё же выдала «спасибо». Правда, слово показалось жалким, недостаточным. Кэль понял ее боль и скорбь; она никак не ожидала именно у него найти сострадание.
«Можно задать тебе вопрос?»
Янтарные глаза глядели в самую душу. Горный ветер трепал рыжие волосы, и они казались костром на утесе.
Лорелея прочла вопрос прежде, чем он был сформулирован, однако слишком ослабела, чтобы вздрогнуть от этого вопроса.
«Кто убил Лео?»