Королева праха и боли

– Если настаиваешь, братец. А чтобы от тебя была хоть какая-то польза, присмотри, по крайней мере, за моей женой, пока я зову нашего третьего. – Он поднял меня над ковром из трупов, посадил на кушетку рядом с Ярином, после чего наклонился и угрожающе прорычал: – Присмотри. Не трогай.

– И не собирался. Хотя бы потому, что твой собственнический инстинкт так велик, что вполне может прикончить и бессмертного. – Едва Енош со вздохом отвернулся, Ярин сотворил золотое блюдо с фруктами и протянул его мне: – Голодная? Ой, я забыл. – Он отшвырнул блюдо так, что яблоки застучали по черепам, а виноградины рассыпались по обмякшим телам. – Ты же мертвая. От еды тебе никакого проку. Приношу свои извинения.

А Енош меж тем подошел к связанным мужчинам:

– На колени.

По его приказу все семеро рухнули на колени перед трупами, выстроившимися меньше чем в десяти шагах от кушетки. Страх метался в глазах живых, глаза расширились, подбородки дрожали. Один из них – наверное, оруженосец, еще не видевший своего пятнадцатого лета, – обмочился, штаны у него в промежности потемнели.

– Такой молодой. – Вид румяных щек, рдеющих прыщей и реденькой светлой поросли на подбородке паренька породил неприятную – и совершенно неуместную – пустоту у меня внутри. – Что Енош с ним сделает?

– То, что разозлит Эйлама, как ничто другое, – Ярин коварно ухмыльнулся. – Они никогда не ладили, эти двое. Видишь ли, Ада, Эйлам жутко раздражается, когда мы обрываем жизнь смертного раньше положенного срока, потому что это как-то влияет на него, хотя как именно, мы так и не поняли. И есть лишь одна вещь, которая бесит его еще больше…

Горло мое сжалось. Что может разозлить бога жизни больше подобной резни, когда сотни людей погибли в считаные секунды?

Мой муж медленно прошел вдоль ряда людей, ждущих смерти. Снег хрустел под его сапогами. Потом он остановился перед самым молодым – тем самым обмочившимся мальчишкой.

– Ты должен сделать выбор, смертный. – Костяной нож возник в руке моего мужа, и острие его он приставил к глазу оруженосца. – Если ты откажешься от того, о чем я тебя попрошу, я вырежу твои глаза. Медленно. И они будут болтаться на ниточках мышц, когда я повешу тебя вверх тормашками на дереве.

Как только Енош произнес последнее слово, земля содрогнулась. Порыв ветра взметнул снег, забрасывая им упавшие трупы.

У меня перехватило дыхание.

Нет, это был не снег.

Костяная пыль тянулась от рощ, окаймлявших лощину, от старых груд трупов у Эфенских врат, от лугов за нашими спинами. Пыль текла лавиной, погребая под собой убитых солдат. Ревущий вал катился на нас. Мертвые барахтались, пытаясь отползти…

От чего?

– Так получилось, что моя жена любит деревья, – мрачный голос Еноша буквально накрывал скулящего оруженосца, будто зловещая тень. – Так что я выращу величественное дерево прямо перед нашим домом и украшу его корчащимися, воющими телами тех, кто предал своего бога. И начну с тебя, смертный.

Волны костяной пыли столкнулись, и в сумрачное небо взметнулось белое облако. Сила столкновения была такова, что ветви на ближайших деревьях затрещали, ломаясь, а несколько лошадей в панике бросились прочь. Стук их копыт отдавался в висках – жуткой заменой биения моего сердца.

И прямо у меня на глазах выросло огромное дерево, такое большое, что крону его наверняка было видно даже из Хемдэйла и его окрестностей. От мощного ствола отходили толстые сучья, корявые, нелепые, как изъеденные подагрой пальцы старой ведьмы, – голые, без единого кожаного листочка.

Вместо листьев и ветвей ствол оплетали какие-то нити, возможно, волосы. Они тянулись вниз, будто водоросли, опутывающие затонувшие деревья в западных заболоченных угодьях. Нити сплетались в косы, косы ветвились, скользя по земле. Некоторые подползли к нам и обвили ноги человека.

Задрожав, оруженосец – как и остальные – оглянулся на дерево, и чем выше поднимался его взгляд, тем шире открывался рот. Верхушка костяного великана царапала серые зимние тучи.

– Вот на этом дереве ты и будешь висеть – вечно. – Енош прижал костяной нож к щеке оруженосца, болью возвращая к себе внимание парня. – И вороны станут расклевывать кровавые дыры на твоем лице. Они птицы жадные, сразу сдерут с тебя кожу и будут долбить клювами череп, не дожидаясь, когда ты подохнешь. Или… – Он подбросил клинок, поймал его за лезвие, сжал руку так, что закапала кровь, и протянул оружие рукоятью вперед. – Каждый из вас возьмет этот клинок и вскроет себе вены.

Ужаснувшийся инстинкт выживания сорвал с моих губ судорожный вздох. Во рту возник кислый привкус меди, потянуло вонью мочи и опорожнившихся кишок, желудок скрутило, и мне даже не хотелось разбираться почему.

Разве Енош не предупреждал меня о своих планах залить землю кровью? И разве это не имело смысл, пускай и жуткий, потому что смертные сами навлекли на себя этот час расплаты? Если мы хотим отомстить тем, кто причинил нам зло – уничтожить всех под Солнцем Хелфы, возвращая жизнь мне и нашему ребенку, – то эти мужчины должны умереть.

Только вот оруженосец не был мужчиной.

Он был мальчишкой.

Невинным.