Королева Марго

Марго объявила, что «отказывается пить и есть, пока не восторжествует правосудие». Ее угроза уморить себя голодом ускорила рассмотрение дела, тем более что Маргарита написала и королю: «Я нижайше прошу Ваше Величество распорядиться о том, чтобы правосудие восторжествовало, и ни в коем случае не склоняться к мысли о помиловании. Если подобные безумства оставлять без наказания, никто не сможет чувствовать себя в безопасности. Поэтому еще раз нижайше умоляю Ваше Величество покарать убийцу…».

По настоянию Маргариты, казнь состоялась на следующий же день прямо у ворот ее дворца. «Преступник шел на казнь с улыбкой, — повествует Пьер де л'Этуаль, — повторяя, что ему не страшно умереть, ибо враг его мертв, значит, правосудие свершилось… Он отказался попросить прощения у королевы». Тяжелым взглядом «застывших глаз» Маргарита наблюдала за казнью из окна… и когда покатилась голова ее бывшего любовника, упала без чувств. Той же ночью, не желая больше ступать по площади, где был воздвигнут эшафот, она покинула дворец де Санс и переехала в Исси, в дом, принадлежавший Ла Гаагу, ювелиру короля.

Париж, всегда любивший посмеяться, тотчас обошел стишок:

КОРОЛЕВЕ МАРГАРИТЕ НА СМЕРТЬ СЕН-ЖЮЛЬЕНА, ЕЕ МИНЬОНА

Едва живая королева,
Венеры младшая сестра,
Не убивайся по лакею —
Другой найдется с крепкой шеей!

— Да пусть она утешится, — вскричал король Генрих, — мы ей найдем целую дюжину слуг, еще и получше этого!

Драма, которую пережила Маргарита, повлияла так сильно на ее образ мыслей, что она стала добиваться декрета о высылке всей семьи Вермонов. Матери убийцы, бывшей своей фрейлине, которой Маргарита доверила управление замком Юсон, и трем ее дочерям было предписано поселение в Сальванском аббатстве, в Руерге, без права покидать его территорию «под страхом наказания». Маргарита ожесточилась? Наверное. Но такими были нравы той жестокой эпохи.

Смерть Сен-Жюльена надломила Марго. Она заказала поэту Мейнару «Стансы», которые шептала про себя перед сном и после пробуждения:

Не ждите, не утихнет эта боль,
Я ношу ее повсюду.
Разум мой не победит любовь,
С каждым днем она сильнее будет.

Мраком загробным очам твоим милым
Клянусь, я все смогу:
Надгробный огонь над твоей могилой
Я пламенем сердца зажгу.

Когда Генриэтта д'Антраг, мать другого «королевского творения», дала знать, что желает свести с ней знакомство, Марго вверила себя воле короля и написала ему: «Я рождена исключительно для того, чтобы служить Вашему Величеству. Соблаговолите сообщить вашей смиренной слуге, как именно я должна поступить, чтобы вам это пришлось по нраву. Я буду всю жизнь чтить вашу волю, не только в этом случае, но и во всех остальных».

Как далеко теперь то время, когда она со своей маленькой ажанской армией задирала короля Наварры! Но вскоре драма в Сансе забылась, Маргарита влюбилась опять, на сей раз это был некий Бажомон, на редкость глупый и на редкость красивый малый. Его совершенное телосложение привело Маргариту в восторг. И таким сильным оказалось это увлечение, что Бажомон, востребованный ею и днем и ночью, в конце концов рухнул от истощения сил. Маргарита испереживалась так, что Генриху IV пришлось ехать в Исси, чтобы подбодрить ее. Выйдя из комнаты Марго, он сказал одной из ее фрейлин:

— Молитесь за выздоровление Бажомона, не дай Бог он умрет, тогда — клянусь брюхом папы! — королева Маргарита возненавидит еще и этот дом, и мне придется покупать ей новый!

Однако ей очень нравился этот «маленький Олимп Исси», в котором, как утверждали злые языки, «правит бог Приап, а на побегушках у него Бажомон».[57] И правда, как только Бажомон поправился, неугомонные любовники возобновили свои амурные состязания. Об этом и писал король Марии Медичи 10 мая 1607 года: «Никаких особых новостей нет, кроме того что Маргарита победила Бажомона и что он решил удалиться…».

То есть сбежал с Олимпа или все-таки умер от истощения сил? История об этом умолчала. Не теряя драгоценного времени, Маргарита обзавелась молодым Вилларом — этот ее любовник заслужил кличку «король Марго». Чтобы окунуться в свою молодость, она заставляла своего обольстителя наряжаться по моде времен Генриха III, с брыжейкой на груди, шпагой на боку и плюмажем на шапочке. Обрядив любовника в одежды, относящиеся ко временам ее далекой молодости, сама она принимала его в комнате, увешанной турецкими коврами, в роскошном дворце, который распорядилась построить на левом берегу Сены, напротив Лувра, что вновь вдохновило памфлетистов на злые стишки: