– Ты говорила, что в песке есть столпы, – надавил Джардир. – Неизменные вехи средь хаоса будущего.
– Ты найдешь кое-что от Каджи, – сказала Инэвера. – Дар твоего предшественника, который направит тебя во мраке.
Джардир встрепенулся и подался вперед:
– И что это? Где?
– Не знаю. Это не то, что нужно искать. Это судьба, которую ты обретешь. Не исключено, что в своей мудрости Избавитель предусмотрел возможность поражения и оставил последователю некий знак.
– Три тысячи лет назад? – усомнился Джардир.
– Для Эверама время ничего не значит, – сказала Инэвера. – Он существует вне подобных вещей и говорит со своими пророками.
– А что известно о Пар’чине?
– Он должен сделать выбор, – ответила она. – Между своей дживах и долгом. От этого зависит все.
– Она ждет ребенка, – сказал Джардир.
Инэвера кивнула:
– Мальчика с неисчерпаемыми задатками и беспросветным будущим. Он родится во тьме и сохранит ее в себе.
– Значит, он выживет, – проговорил Джардир.
Из этого следовало, что Ренна проживет достаточно долго, чтобы родить. Уже обнадеживает.
– Возможно, – кивнула Инэвера. – Если Ренна вах Харл ам’Тюк ам’Брук сопроводит вас во тьму, то в одних вариантах будущего ее сын выживает, а в других – гибнет. Есть те, где он рождается в плену, а после мать и дитя подают к столу Алагай Ка. В других он рождается сиротой, будучи вырезан из ее остывающего трупа.
Джардир сжал кулаки. Дживах Пар’чина дерзка и непочтительна, но чести у нее больше, чем у любой ему известной женщины, не считая самой Инэверы.
– А если она останется? – спросил он.
– Вы потерпите крах, и Ала пожрется, – бесстрастно ответила Инэвера.
– Тогда мы обязаны верить в нее, – сказал Джардир. – Я заглянул в душу дочери Харла. Она не подведет.
– Нам придется молиться об этом, – согласилась она.
– Не свернет с пути и Пар’чин. Он вонзит копье в сердце самой Най даже ценой гибели жены и ребенка.
– Не верь в это, – возразила Инэвера. – Какие бы чувства ты к нему ни испытывал, что бы ни прозревал в его ауре, он человек, а люди ненадежны, особенно если дело касается их спутников и спутниц.
В памяти Джардира вспыхнуло посиневшее лицо Асома, которого он сам же едва не задушил за покушение на свою дживах.
– Твои слова мудры, любимая. Я прослежу, чтобы Пар’чин не сошел с пути. Что-нибудь еще?
– Пока ничего, – сказала Инэвера. – Я повторю расклад, когда помедитирую над увиденным.
– Серьги стали мощнее, и ты сможешь говорить со мной, пока мы не достигнем зева Ала и не сойдем во тьму. Но под землей магия погасит колебания, – предупредил Джардир.
– Нам надо обсудить и другие дела, – кивнула Инэвера.
Джардир извлек копье и корону Асома:
– Завтра Асом и Асукаджи на коленях попросят тебя простить их и восстановить в правах. После этого все увидят, что они, если сумеют тебя убедить, твои верные слуги.
Инэвера выдохнула, и ее покрывало колыхнулось, как дым.
– А моя мать?
– Будет сразу освобождена. – Джардир сурово посмотрел на нее, пресекая споры. – Как и моя. Никто из вас больше не лишит ее свободы.
– Конечно, любимый. Я не солгала, сказав, что это ради ее же сохранности. Я бы ее пальцем не тронула. – Поклон Инэверы выглядел искренним, но аура выдала притворство.
– Я думал, что мы покончили с ложью, любимая, – заметил Джардир.
Инэвера встретилась с ним взглядом:
– Муж мой, превыше всего я ставлю Шарак Ка. Я держала Кадживах в плену, чтобы не пришлось ей навредить, если бы Асом попытался меня заменить ею.
Джардир стиснул зубы, но принял и превозмог свои чувства. Он не винил жену. Он любил мать, но она никак не годилась для бремени седьмой ступени.
Желая снять напряжение, он сменил тему:
– Где Аббан?
– Кости сказали, что он жив, – ответила Инэвера. – Полагаю, Хасик убил Джайана, чтобы добраться до него, и похитил хаффита. Сейчас их выслеживает Ашия.
Джардир потемнел лицом:
– Глупцом же я был, оставляя Хасика в живых. Я постоянно упрекал себя, когда проявлял к нему милосердие.
– О милосердии нельзя сожалеть, – сказала Инэвера. – Возможно, Хасик еще сыграет свою роль в Шарак Ка.
– Может быть, – нехотя согласился Джардир. – Мое время истекает. Чего мы еще не коснулись?
В ответ Инэвера дотронулась до браслета, и позади щелкнул замок. Дверь открылась, вошли Аманвах и Сиквах.
Джардир негодующе оглянулся на Инэверу:
– Я же сказал – никто больше!
Несмотря на эти слова, ему приятно было увидеть черный платок старшей дочери и белые одежды племянницы. Хрупкая Сиквах выглядела грозной в панцирном одеянии, вооруженная копьем и щитом; ее вид наполнил его гордостью.
– У Аманвах и Сиквах есть жизненно важные новости, – ответила Инэвера. – Ты должен все услышать из их уст.
– Отец, – Аманвах опустилась перед ним на колени и уперлась ладонями в пол, – душа моя поет, ты жив. Я сочла Пар’чина человеком чести. Рада видеть, что не ошиблась.
Джардир распахнул объятия:
– Встань, возлюбленная дочь, и обними меня.