Джардир изучил дух племянника и перебрал, как одежду в шкафу, мечты и надежды юноши. Тот жаждал славы и величия не меньше, чем его любовник. Измену в Ночь Хора Асом и Асукаджи разделили поровну.
Но Асукаджи был унижен той ночью. Поражение от рук сестры ожгло его дух; эта картина впечаталась и оставила шрам, который мог никогда не исчезнуть. За месяцы инвалидности его отчаяние достигло предела. Он бы давно покончил с собой, если бы мог.
Однако глубоко в душе таилась искра света. Он не солгал насчет готовности к суду Эверама, поняв наконец, какой потерпел крах. Рожденные править, они с Асомом восприняли право на власть как должное, но все же стремились бороться с Най.
Джардир присел на корточки возле подушек:
– Это будет не так просто, племянник. Клянешься ли ты отречься от Най в жизни этой и следующей?
– Клянусь, Избавитель, – ответил Асукаджи.
– Клянешься ли служить Дамаджах? Молить ее о прощении, как Асом?
В душе Асукаджи возгорелся крохотный огонек надежды.
– Клянусь, Избавитель.
– Будешь ли служить народу, а не требовать, чтобы тебе служил он? – вопросил Джардир. – От дама и до последнего чина?
Это был слишком серьезный вопрос для рассудка юноши, но тот не замешкался:
– Клянусь, Избавитель.
Джардир возложил руку на чело Асукаджи, направляя в него свой дух и определяя место, где нарушилось схождение энергетических линий. Он нашел его – клубок рубцов и разорванных связей, зияющую пропасть между сознанием и телом.
Усилием воли Джардир сокрушил преграду и воссоединил разорванное. Асукаджи завопил – сперва от боли, а потом от восторга. Он смеялся и всхлипывал, шевеля ослабленными конечностями.
Джардир отпустил его и шагнул назад. Асом бросился к любовнику и обнял его, слезы смешались на их щеках. Джардир кивнул, закутался в плащ и активировал метки невидимости. Прежде чем оба прониклись вниманием к чему-то помимо друг друга, он шагнул в ночь и полетел обратно в крыло дворца Инэверы.
Джардир вошел в ее покои через окно, глубоко вдыхая аромат духов. Он наслаждался запахом, запечатлевая его в памяти. В Эведжахе говорилось, что бездна полнится смрадом серы, смерти и отчаяния.
Он подошел к ее туалетному столику, начал перебирать хрупкие флаконы и впитывать благоухания, пока не нашел запах, который сильнее прочих ассоциировался с его дживах ка. Он опустил пузырек в карман. В бесконечной ночи глубин Най это защитит его не хуже меток.
Инэверу он застал в состоянии глубокой медитации. Она взирала на разбросанные кости, аура была ровна и однородна. Он видел, что жена сознает его присутствие, но не издал ни звука и терпеливо дождался, когда она перекатится на пятки, туго натянув тонкие шелка.
Зрелище возбудило его, несмотря на их страстное ночное слияние. Он слишком долго пробыл без нее, чтобы насытиться за одну ночь.
Инэвера оглянулась на него с улыбкой:
– Скоро, любовь моя. Я снова буду твоей, до того как ты меня покинешь.
Пульс у Джардира понесся вскачь.
– Ты больше не считаешь, что тоже должна идти?
Инэвера скорбно взглянула на кости:
– Как ты и боялся, со мной твои шансы на победу чуть возрастут, но даже тогда мы, вернувшись, обнаружим, что наш народ уничтожен. Ярость Най неистова, моя любовь. Ала содрогнется от ее гнева.
– Что еще ты узнала? – спросил Джардир.
– Алагай Ка древен, – ответила Инэвера. – Князь лжи сказал правду, когда заявил, что жил во времена Каджи.
– Он отец демонов, – сказал Джардир. – Возможно, всегда им был с тех пор, как порча Най впервые замарала Ала.
Инэвера покачала головой:
– По меркам своего вида он был при Каджи немногим больше малька. С минуты прихода Най у демонов было много отцов.
– Пар’чин считает, что и сейчас есть немало и, даже если мы победим, порча Най выживет. Возможно, за морем. За горами. За северными снегами.
– Борьба Эверама и Най вечна, – сказала Инэвера. – Как наверху, так и внизу.
– Нет ничего драгоценнее и мимолетнее мира, – кивнул Джардир. – Значит, Алагай Ка стал консортом матери демонов уже после Каджи. Что еще ты скажешь о нем?
– При столь долгой жизни можно разглядеть лишь слабейшие проблески информации. Но он боится. Возможно, впервые за все свое существование.
– За себя? – поинтересовался Джардир. – Или за Алагай’тинг Ка?
– За себя, – ответила Инэвера. – Ему нет никакого дела до матери демонов, его волнуют разве что положение и власть, которыми пользуется ее консорт. Он боится смерти от ваших рук и махинаций соперников в его отсутствие.
– Мы можем довериться ему в походе к бездне Най?
– Довериться? – рассмеялась Инэвера. – Вы должны сомневаться в каждом слове Алагай Ка, в каждом его поползновении. Там правит измена. В этом сомнений нет. Да, он отведет вас в бездну, но только в своих, а не в ваших целях.
– В западню, – заключил Джардир.
– Вероятно. Или в качестве уловки. Алагай Ка лжет с добавлением правды и не говорит вам всего. Вы должны быть готовы к чему угодно.
Джардир поджал губы. Совет был хорош, но столь же расплывчат, сколь очевиден.
– Любимый, хотелось бы мне сказать тебе больше, но разветвления многочисленны. Ты движешься по тонкой линии на песке посреди песчаной бури.