Королева демонов

«Плач шарума» вторгся в пространство между «Бурым копьем» и демоном, отсекая щупальце ростром. Гребцы выбивались из сил и все же с трудом проскочили, когда массивный придаток низвергся в воду.

Свечение ослабевало по мере того, как умирающая тварь погружалась в глубины.

Затем неожиданно наступило затишье. Вода еще бурлила, но уже меньше. Блаженная передышка – никаких алагай.

«Бурый щит» был потерян: он уходил под воду, словно многоногий демон. «Исадору» и «Бурому копью» пришлось выйти из боя и кое-как направиться к Доктауну с мелкими водными демонами в кильватере. Инэвера потеряла их из виду. Теперь она не знала о дальнейшей судьбе кораблей.

Керан пристал к ней как репей:

– Дамаджах…

Инэвере хватило короткого взгляда на ауру, чтобы прочесть его мысли. Он хотел трубить отступление.

– Я не слепая, наставник.

Она повернула серьгу, вызывая с «Плача шарума» Кашу.

Каша отозвалась немедленно:

– Дамаджах.

– Мы должны отступить, – сказала Инэвера. – «Бурое копье» не останется на плаву, если понесет новый ущерб.

– Капитан Делия согласна, Дамаджах, – вскоре ответила Каша. – Слава чинов-матросов этой ночью не знает границ, но «Плач шарума» нуждается в починке и боеприпасах, он не может продолжать бой.

– Отдай приказ, – кивнула Инэвера Керану.

Капитан снялся с места, двигаясь на железной ноге увереннее, чем здоровые матросы. Инэвера отключилась и повернула серьгу, вызывая Сиквах.

Ответа долго не было. В конце концов Инэвера разорвала соединение и вызвала Асукаджи.

– Дамаджах, – мгновенно откликнулся племянник.

– Не получается связаться с Сиквах, – сказала Инэвера.

– Поспеши, если можешь, – ответил Асукаджи. – Сиквах тяжело ранена.

Велев гребцам-евнухам пошевеливаться, Инэвера прибегла к хора и перескочила на причал еще до того, как корабль остановился. Дома слились, когда она помчалась по улицам в Палату Теней, где ждал Асукаджи.

– Она жива?

Племянник поклонился, но его аура окрасилась гневом.

– Она не дышала, когда мы принесли ее к дама’тинг, но они продолжают творить заклинания. Ее судьба… инэвера.

Взяв себя в руки, Инэвера побежала дальше. Когда она ворвалась в палату, дама’тинг с аколитами подняли глаза, но заговорить никто не осмелился.

Взглянув на ауру женщины, лежавшей на операционном столе, Инэвера поняла почему. Дух благословенной Сиквах, шарум’тинг ка Красии, ушел одиноким путем, но Умшала посредством магии поддерживала в ее теле жизнь – ради жизни другой, сокрытой внутри.

«Я склонюсь, – мысленно поклялась Инэвера, взглянув на сестер-жен; дама’тинг и най’дама’тинг лечили раненых не покладая рук. – Я Дамаджах и должна служить им опорой».

Но даже гибкая пальма сломается, если ветер силен, и какая другая жертва достойнее слез Дамаджах?

– Флакон.

Девочка, еще носившая бидо, поднесла пузырек для слез. Ее губы дрожали, глаза блестели, но руки уверенно собрали слезы со щек Инэверы.

Когда она покончила с делом, Инэвера придержала ее за подбородок:

– Как тебя зовут?

– Миннах вах Шазелль, Дамаджах, – ответила девочка.

– Мы должны равняться на Миннах, – громко объявила Инэвера. – На Шарак Ка жертв не счесть. Мы оплакиваем всех, но наши руки должны быть тверды.

Как одна, женщины поклонились, и Инэвера вышла из палаты – Асукаджи по-прежнему ждал. Сжимая копье Сиквах, покрытое ихором и горящее магией, он вперял взор в острие, как будто оно скрывало некие тайны.

– Докладывай, – велела Инэвера.

– Джурим еще жив, но из Волков уцелели немногие, – сообщил Асукаджи. – После гибели Сиквах палаточные великие метки не выдержали. Я возглавил эвакуацию и держал алагай у стены, пока их натиск не сломился. Сейчас командует Шару, но скоро рассвет, и я не думаю, что демоны нахлынут опять.

– Ты молодец, дамаджи, – кивнула Инэвера. – Ты будешь командовать войсками вплоть до дальнейшего распоряжения. Возвращайся к стене и держи ее до рассвета, потом доложишь.

Она собралась уйти, но заметила в его ауре вызов. Остановившись и чуть повернувшись, чтобы он видел ее только в профиль, она небрежно придвинула руку к хора-жезлу:

– Что-то еще, племянник?

– Ты знала? – тихо спросил Асукаджи.

– О чем?

– Избавитель повелел подчиняться тебе, тетя, – с нажимом произнес Асукаджи, подавшись ближе, – и быть по сему. Но нас обоих обесчестит твое мнимое непонимание. Ты знала, что моя кузина беременна, когда отдавала ей приказ?

Инэвера вздернула подбородок:

– Знала.

– Столько недель, – сказал Асукаджи, словно не в силах поверить. – Бой за боем – в Лабиринте, на стенах, за метками. Ты снова и снова ставила ее на край бездны с невинным ребенком во чреве – как поступила с моей сестрой и Каджи.

– Может быть, мы, Асукаджи, обсудим в конце концов, кто из нас больше навредил Ашии?

Асукаджи оскалился:

– Я знаю свой грех, тетя. Я покусился на сестру из ревности, и Эверам покарал меня за это преступление. Но Избавитель – исцелил. Простил. Однако ты стараешься меня наказать.

– Наказать? – изумилась Инэвера.

– Ты не дала мне помочь сестре и племяннику. Ты отправила беременную Сиквах на передовую, вместо того чтобы препоручить Шарак мне.