– За алагай не замечено большого ума, – сказал Аббан.
– Тебе-то какое дело, хаффит? – спросил Хасик. – Ты же выйдешь на волю, если меня схватят демоны.
Аббан засопел:
– Прости, но я не верю в милосердие твоих кай.
– И правильно делаешь! – расхохотался Хасик. – Они в лучшем случае оставят тебя здесь прикованным к счетным книгам, но есть такие, у кого после утраты мужского достоинства возникли новые наклонности. Я слышал, они спорили, каков на вкус человек, разжиревший на сытной хаффитской пище.
Аббан попытался скрыть дрожь, но Хасик ее заметил и еще шире расплылся в улыбке. Высосав из раковины остатки мяса, он встал. Пока Аббан ел, Хасик бродил по келье и жирными пальцами ворошил бумаги, как будто имел представление о смысле написанного.
Аббан быстро насыщался, притворяясь, что ничего не видит. Хасик любил смахивать пищу на пол, чтобы помучить увечного хаффита. Когда трапеза подошла к концу, Хасик позвонил в колокольчик, и за подносами снова пришла хромая Заря. В дверях появился страж с креслом-каталкой.
Хасик забрал кресло и подкатил к Аббану:
– Давай, хаффит, бери свои подсчеты. У нас совещание.
Аббан воздержался от вопросов, радуясь уже тому, что ненадолго покинет келью. Повесив на плечо небольшую сумку с письменными принадлежностями и взявшись за костыли, он встал и дохромал до кресла, которое Хасик нарочно оставил подальше.
Жестокосердному воину нравилось выдергивать кресло, едва Аббан начинал усаживаться, но сегодня ему было недосуг забавляться. Аббан опустился и не успел устроиться поудобнее, как Хасик быстро выкатил его наружу.
Стоял ясный летний день, почти приятный, если бы не смрад – грязные обитатели крепости неизменно воняли. Несло в первую очередь мочой. Пятьсот человек постоянно мочились под себя, и за стенами стояла нестерпимая вонь. Хасик пообещал, что Аббан привыкнет, однако она шибала в нос при каждой кратковременной вылазке из кельи.
Но монастырь Евнухов пропах не только мочой. Воины Хасика усердно тренировались и заботились об оружии, но дисциплиной не отличались. Без надобности следить за собой ради плотских радостей они не удосуживались мыться, стричь ногти и волосы, менять белье. Шарумы и рабы были одинаково грязными; глаза их западали по мере того, как таяли запасы продовольствия.
После захвата монастыря Хасик отобрал у дама Хевата пастырские покои, а в каморке поменьше запер Аббана. Хевата переселили в заднюю комнату часовенки на дальнем краю территории.
Когда они достигли обители Хевата, Аббан усмотрел нечто похожее на дисциплину. Скопцы, сидя без дела, все так же тупо таращились в никуда, но форму, пусть и грязную, Хеват заставил их содержать в подобии порядка.
Часовые бросились открывать двери и склонились перед Хасиком, когда тот вкатил Аббана в кабинет Хевата, где их ждали дама и сын Избавителя Ича.
Осторожно, чтобы Хасик ничего не заметил, Аббан дотронулся до клочка бумаги, спрятанного в потайном кармашке шароваров. Если он осмелится его вынуть, то действовать придется быстро. В последние месяцы он часто пытался набраться храбрости, но каждый раз не находил в себе сил.
С недавних пор Хасик свел издевательства и пытки к минимуму, оставив худшие для Зари. У Аббана имелись свои рычаги воздействия, тем более на неграмотного вождя, который и сосчитать-то умел только пальцы рук и ног. Но если Хеват его предаст…
Аббана бросило в пот, когда он представил, какую часть тела отрежет ему свирепый вояка следующей.
Хеват взглянул на Аббана. Дама всегда устрашал его и смотрел свысока, как на навозную муху. Насекомое, которое он мог раздавить по капризу.
Но после того как Хасик лишил Хевата мужского достоинства, его надменная презрительность улетучилась.
Этот общий позор – постоянное напоминание о власти Хасика – уравнивал в монастыре всех мужчин, от дама до раба, от юнца до старца. От их гордости осталось лишь смутное воспоминание. Приспособились только самые звероподобные шарумы – таких животных и стремился набрать в свою банду Хасик.
– Благодарю, что посещаешь меня, евнух ка, – учтиво поклонился Хеват.
Хасик весело хрюкнул. Хеват с малых лет помыкал им, а потому Хасик не мог нарадоваться его покорности.
– Не за что, дама. Чем мы можем быть полезны?
– Ты слышал о разведчиках, которых послали в Доктаун? – спросил Хеват. – Им приходится туго под натиском алагай.
– И что с того? – презрительно усмехнулся Хасик. – Они далеко на юге, лошадей загонишь. Нам ничего не грозит.
– Я в этом не столь уверен, но им в любом случае нужна помощь.
– Им помогают, – сказал Хасик. – В Водоем Эверама приехала сама Дамаджах. Ахман погиб, и она пригласила в опочивальню рыбаков.
Хеват сжал зубы, на шее запульсировала жила. Это было кощунством, но Хасик нарочно его дразнил, и престарелый дама не поддался.
– Где был Доктаун, когда эти стены осаждали чины? – ожесточился Хасик. – Куда подевалась бесконечная милость Дамаджах, когда хаффит опозорил меня при дворе Избавителя? Мы ничего им не должны.