Это была сложная магия. Возможно, Джардир и сумел бы с ней справиться, но нужных навыков у него не было точно. Он пытался переписать книгу, написанную на языке, из которого знал всего несколько слов.
Джардир пожалел, что рядом нет Инэверы. Врачевание – искусство дама’тинг, и никто не владел им лучше его первой жены.
Но могла ли сотворить волю из ничего даже она? Где зарождается желание и как перевести его в действие? Спросить об этом было впору самого Эверама.
Повинуясь внезапному наитию, Джардир собрался с силами и устремился в небеса – он сам не знал, куда именно и зачем. Он просто вознесся как можно выше.
«Эверам, Создатель всего сущего, – взмолился он, – научи меня, как исцелить моего брата от порчи Най. Дай мне силы избавить его от ее скверны».
Но и вся хваленая мощь Копья Ала не свела его с Небесами. Эвераму, занятому вечной борьбой с Най, было некогда внимать людским молитвам.
«Если Он внимает вообще».
Эта мысль прокралась, как вор, и скрылась, словно трус, когда Джардир приценился к ней. Ему захотелось обвинить Най, Алагай Ка. Всех, кроме собственного рассудка, но в тот же миг он понял оправданность своих сомнений.
«Что, если прав Пар’чин? Вдруг Небеса – это ложь?»
Он вобрал свою волю в себя и обратился к Шанвах:
– Мне не помочь ему, племянница. Я могу устранить воздействие демона, но, если его ничем не заменить, в Шанджате останется еще меньше жизни, чем есть. Если его воля где-то заперта, я не могу ее найти, а сотворить волю из ничего по силам только Эвераму.
«Если Эверам существует», – вновь прошептал предательский голосок.
Джардир опустил копье, чувствуя себя донельзя уставшим, хотя его тело полнилось безграничной мощью.
– Давайте уходить из этого пустынного места.
Глава 35
В отрыве
334◦П.◦В.
Каждый миг, проведенный в узилище из человеческих костей, превращался в невыносимую муку. Религия солнечного племени – унылый вымысел, полный несуразиц и противоречий, но совокупность эмоций верных последователей Каври наложила мощный магический отпечаток на их реликвии.
Их объединитель, Избавитель, занял главное место в помыслах каждого, отточенных надеждами и молитвами длиною в жизнь. Не умалившись за тысячи лет, эта сила стала причиной, по которой демоны так и не взяли ненавистную крепость. Врага уничтожило время. Время и псы войны. Это место не пробуждалось века – исполин, уснувший в неприятной близости к улью.
Проклятая ведьма-королева Каври сопрягла веру людей с обладателем могущественных реликвий – копья и короны шар’дама ка. И вот Наследник пробудил эту силу своим появлением.
Мощь, которую он приобрел в ксаре, ужасала – она превосходила даже власть самого Алагай Ка при мозговом дворе, чьи трутни, почти безмозглые, не могли объединить свою магию по примеру людей.
С Трона черепов, стоявшего в центре ксара, Наследник мог разрушить улей, если бы дотянулся.
Даже здесь существовали ограничения.
Несмотря на защитное поле Наследника, для Алагай Ка был мучением каждый миг на великой метке.
Что хуже, опьяненный властью Наследник мог в любую секунду решить, будто обойдется без консорта, и уничтожить его на месте. А то еще познать свою силу и предпринять попытку сцепиться с сознанием демона. Где угодно еще Алагай Ка был бы рад такому порыву, не сомневаясь в том, что человеку с ним не тягаться. Однако здесь он окажется беззащитен. Наследник вскроет его воспоминания, как коготь вспарывает плоть.
Но и это не будет важно, если он умрет в проклятой клетке. Тут не было ни пищи, ни питья, ни воздуха. Алагай Ка Втянул от тающих резервов своей мощи, чтобы удовлетворить эти нужды, но их запас почти истощился. Нацеленные в него под всеми углами костяные копья были сущим проклятием и выпивали силу, как комары – кровь.
А потому Алагай Ка, который железной десницей правил мозговым двором дольше, чем любой другой консорт на памяти улья, познал страх. Острый ужас, предназначавшийся в удел тварям низшим.
Уж лучше было сорваться раньше и положиться на псов войны, чем мучиться так, медленно отравляясь идеализмом несовершенных существ.
Послышался какой-то звук. Алагай Ка замер, напрягшись всеми мышцами, чтобы не задеть костяных пик, грозивших проколоть кожу.
Стены тюрьмы разошлись, и на миг его затопило облегчение, но оно тут же опять сменилось болью, когда демона бесцеремонно сбросили наземь и свет опалил глаза.
Он никак не брал в толк, почему примитивные существа довольствуются урезанным световым спектром и лишают себя информации, которую могли бы получать, если бы ослепили себя и залили уши воском.
Алагай Ка заперхал, жадно глотая воздух в стремлении избежать дальнейшего упадка сил. Его кожа побледнела, мускулы превратились в студень. Он попробовал подняться, чтобы с достоинством предстать перед тюремщиками, но это оказалось непосильной задачей.
– Подбери его, – приказал Наследник, и Шанджат подхватил Алагай Ка, словно малька; он поместил его в петлю, которую соорудил из своего платья, и забросил за голую спину.
Соприкоснувшись с кожей трутня, Алагай Ка попробовал проскользнуть в человеческое сознание.