Королева бриллиантов

В среду 28 августа Мишони привёл в камеру какого-то незнакомца, пожелавшего за крупную сумму повидать королеву. При разбирательстве Мишони утверждал, что не знал, кто этот человек. Но он лгал, этого человека, шевалье де Ружвиля, хорошо знали в Париже: известный аристократ, который с другими убеждёнными роялистами защищал королеву от народного гнева 20 июня в Тюильри. Королева сразу его не узнала и стала дружески беседовать с Мишони, расспрашивать о детях. Незнакомец хранил молчание. Но вдруг, присмотревшись, побледнела, узнав его. Де Ружвиль, смелый человек, её защитник, она сотни раз видела его во дворце. Но почему он здесь? Что ему нужно? Жандарм не спускает о них глаз. Перед уходом де Ружвиль небрежным жестом бросил к её ногам маленький букетик красных гвоздик. Когда жандарм пошёл провожать посетителей, узница подняла цветы. В букетик была вложена маленькая записочка. Она расправила её, прочитала, и краска бросилась ей в лицо, то ли от страха, то ли от радости. Вот что было написано: «Моя покровительница! Я никогда Вас не забуду, всегда буду искать малейшую возможность, чтобы доказать Вам свою преданность и своё желание отдать свою жизнь ради Вашего спасения. Если Вам требуются триста или четыреста луидоров (1 луидор — шесть ливров. — Авт..), я доставлю вам их в следующую пятницу».

Этот великодушный человек предлагал ей баснословную сумму. Значит, существует очередной заговор? Снова попытка побега? А что если и она провалится, как и две предыдущие?

Королева решилась ответить. Но как? У неё нет ни карандаша, ни пера, ни чернил. Только обрывок бумаги. Тогда она накладывает текст иголкой.

Да, она согласна попытаться освободиться ещё раз. Деньги понадобятся на подкуп жандармов.

Королева просит Жильбера, своего охранника, передать эту записку, тому господину, который был у неё, когда он придёт снова.

Блеск золота привлекает его, но поблескивает и лезвие гильотины. Жандарм отлично знает, что ему грозит за «измену».

Он долго колебался, не зная, как ему поступить. Может, пригоршня золотых монет сделала бы его более сговорчивым, устранила сомнения, но у королевы в тот момент денег не было. Жандарм боролся с собой пять долгих дней. Шевалье де Ружвиль с деньгами почему-то не появлялся. Чувствуя невидимую пока угрозу, тюремщик сообщил о записке своему начальнику.

Через два часа возбуждённые комиссары конвента ворвались в Консьержери. Начался допрос всех участников «нового заговора».

Королева вначале всё отрицала, утверждая, что ничего не писала. Ей предъявили записку. Но в ней уже ничего нельзя прочитать, так как Мишони предусмотрительно её всю исколол. Он сам разыгрывал перед своими товарищами дурачка, от всего отпирался. На второй день под напором допрашивающих королева призналась: ей передали букетик красных гвоздик, но она не знает этого человека, так как прежде его никогда не видела. Она отрицает своё участие в каком-либо «заговоре». Но имя этого человека вскоре всё же становится известным комитету безопасности. Сыщики рыщут по всему Парижу. Человека, который хотел спасти королеву, не нашли. Но он своими опрометчивыми действиями лишь ускорил её гибель...

Мимо Консьержери нельзя пройти и не заметить большую высокую башню, которая называется башня Цезаря. В ней на первом этаже разместился рабочий кабинет Антуана Фуке-Тенвиля, бывшего прокурора парижского округа Шатле. Теперь с марта 1793 года гражданин Фуке-Тенвиль — общественный обвинитель революционного трибунала.

Из его окна видно, как телеги с осуждёнными ползут по мосту через Сену. В его комнате со стрельчатыми ребристыми сводами эпохи Филиппа IV Красивого депутаты парламента обычно отдыхали и попивали освежающие напитки, там, в августе 1793 года запустилась карательная «машина чистки».

Фуке-Тенвиль отправлял осуждённых на эшафот десятками и сотнями. Скоро в его руках окажется «вдова Капета», и он уже предвкушал расправу над этой женщиной. Скоро, очень скоро. Конвент уже принял декрет. Но почему медлит правительство, ему до сих пор не прислали пленницу? Общественный обвинитель 25 августа пишет в Комитет общественной безопасности: «Мой трибунал подвергается злобной травле в газетах и общественных местах за то, что до сих пор не занялся делом так называемой королевы».

2 сентября в доме мэра Парижа члены Комитета собрались на совещание. Камбон, Эро, Барер, Сен-Андре, Эбер и секретарь. Последний оказался шпионом, завербованным англичанами. На следующий день он переслал английскому резиденту в Женеве полный отчёт о заседании, который тут же попал в руки министра внутренних дел лорда Гренвилла.

Дискуссию по поводу «осуждения королевы на смертную казнь» открыл Камбон. Он знал, что один из членов комитета ведёт тайные переговоры в Брюсселе с представителями Вены и Берлина.

   — Нельзя ли отсрочить исполнение смертного приговора, — спросил Камбон, — чтобы извлечь максимальную выгоду из задержки?

В ответ — взрыв всеобщего негодования.

   — У нас в руках, кроме неё, Людовик XVII. Можно поторговаться и за его голову.

Со своего места вскочил взбешённый Эбер, журналист из «Папаши Дюшена».