Королева брильянтов

Измученные души, как известно, тянутся друг к дружке, как половинки магнита. Душа юного Ванзарова свернулась клубочком в крепком теле, утомленная московскими ресторанами. Но особо назойливостью официантов, презрением их за скудные чаевые, чудовищно вкусной и обильной едой, предложениями рюмки от добродушных купцов и откровенными взглядами фривольных дам, громкой музыкой и танцами цыган, в общем, всем, что ранит сдержанность петербуржца. А вот душа господина Улюляева, заявившегося спозаранку в сыскную полицию, по-прежнему жаждала справедливости. Они сошлись, как лёд и пламень.

На посетителя приемного отделения сыска не обращали внимания. Лелюхин шершавил пером по бумаге, Кирьяков углубился в раскрытое дело. Убедившись, что до несчастной жертвы никому дела нет, Ванзаров не вытерпел и решился предложить свои услуги. Улюляев оценил плотно сбитую фигуру юноши и особенно – суровое, но простодушное выражение его лица. Каким и должно быть лицо глубоко честного и умного человека. Нюхом москвича он понял, что перед ним столичный гость. Быть может, из Департамента полиции, а вдруг – из министерства? Наверняка поважнее местных будет. Такому стоит пальцем пошевелить, как преступница найдется. Улюляев заулыбался приятнейшим образом, представился чиновником городской управы и не скрывал счастья от такого знакомства.

– Что с вами случилось? – спросил Ванзаров, вдохновленный его радушием.

Улюляев подробно изложил, как его вера в женщин была разрушена беспощадным образом, а он был ограблен, буквально до нитки. Так что теперь семье его придется перебиваться с хлеба на воду. Хуже всего, что местная полиция, в лице некоего Пушкина, господина ленивого и недалекого, уже два дня как ничего не делает, чтобы изловить злоумышленницу. Так что теплится последняя надежда, что молодой человек не останется равнодушен к его горю.

Ванзаров был мрачен, но в мыслях уже составил план, как будет упрашивать Эфенбаха отдать ему это дело, отменив ресторанную каторгу. Когда есть живой свидетель, поймать преступницу куда проще.

– Можете вспомнить, как выглядела воровка?

Приятно улыбнувшись, Улюляев сообщил, что уже описал негодяйку Пушкину и тот изволил составить карандашный рисунок.

– Значит, портрет составили, – сказал Ванзаров, невольно пропитываясь обидой: он по ресторанам страдает, высматривая неизвестно кого, а у Пушкина рисунок имеется. И еще в приятельских отношениях состоят, хорош приятель, нечего сказать.

– Так точно, нарисован, – согласился Улюляев. – Помогите, господин Ванзаров, поймайте злодейку, на вас вся надежда.

Ванзаров кивнул, размышляя, как разумнее составить требование к Эфенбаху. Но с коварным планом не повезло. В приемное отделение вошел Пушкин, заметил Улюляева и направился прямиком к нему. Даже пальто не сняв.

– Что вы тут делаете? – строго спросил он. Чем неприятно удивил Ванзарова: у человека беда, а с ним как с преступником обходятся.

Улюляев, вместо того чтобы поставить нерадивого сыщика на место, заулыбался самым льстивым образом.

– Господин Пушкин, рад вас видеть! Нет ли каких известий по моему делу?

– Известия есть, – сказал Пушкин, глянув на мрачного юношу Ванзарова.

– О, как приятно слышать! Задержали воровку?

– Воровку? – переспросил Пушкин. – О какой воровке вы говорите?

Такой поворот удивил не только чиновника управы. Ванзаров не мог сообразить, куда клонит Пушкин.

– Но позвольте… – только и выдавил Улюляев.

– Вы говорите «воровка». А может, правильнее сказать «вор»? – продолжил Пушкин с натиском.

Улюляев окончательно растерялся.

– Вор? Отчего же вор?.. Когда она за столом сидела… А, понял! – вдруг обрадовался он. – Вы нашли ее сообщника? Кто же этот вор?

– Я покажу вам его, – сказал Пушкин. – Только для начала сыскная полиция хочет знать: откуда в корзинке скромного чиновника городской управы взялись пачки ассигнаций? Упрятанные под колбасами.

Ванзарова заставили удивиться вновь. Улюляев скукожился, став похожим на тихую мышку, тихонько встал, отступил на шаг, чуть поклонился и стал пятиться к выходу.

– Улюляев, куда же вы? – спросил Пушкин. – Так будем раскрывать кражу?

– О, нет-нет, благодарю вас… Не стоит беспокойства… Я ошибся… Вероятно, сам обронил кошелек, – торопливо говорил Улюляев, отступая к двери.

– Значит, дело закрываем? Ничего не было?

– Совершенно ничего-с! Ошибка. Прошу простить! – проговорил чиновник и выскочил вон. С лестницы донеслись звуки торопливого бега.

Лелюхин, который незаметно следил за происходящим, хмыкнул одобрительно.

– Молодец, Лёшенька, так его, прохвоста.

Пушкин обернулся к Ванзарову, лицо которого пошло пунцовыми пятнами. Юноша не умел скрывать чувств, особенно жгучего стыда.

– В сыске верить никому нельзя, Ванзаров. Даже себе. Не обращайте внимания на эмоции, забудьте про честные лица, женские слезы, невинность, «этого не может быть» и прочую чушь. Может быть все. Преступником может оказаться самый милый и очаровательный человек. А настоящим вором – благообразный чиновник.

– Благодарю за урок, – проговорил Ванзаров, потупившись.