Королева Бланка

Она подбежала к окну, распахнула его, вперила взгляд в туманную даль, в сторону Сен-Жерменского аббатства, туда, куда уже почти год как ушло королевское войско.

— Людовик, возвращайся! Молю тебя! — шептала она. — Оставь в покое Тулузское графство, Раймонд сам падёт в ноги своему сюзерену. Только возвращайся, слышишь? Довольно уже воевать! Возвращайся же, супруг мой! Скорее, пока у тебя ещё есть войско, пока ты жив, пока…

И в это время быстрые шаги послышались за дверью. Кто-то шёл по коридору, торопился, почти бежал. И остановился, наткнувшись на стражника.

Стоя у окна, Бланка замерла. Тревожный взгляд — на дверь. Сердце готово выскочить из груди. Известие! Какое? Посланцы никогда так не торопились…

Бильжо сделал шаг, другой, встал рядом с королевой. Ладонь крепко сжимает рукоять меча.

— Впустите гонца! — крикнула Бланка.

Двери распахнулись. Гонец стремительно вошёл, увидел королеву, упал на колени близ неё. Сам бледный, весь в пыли, с трудом переводит дыхание.

— Что? — молвила Бланка, в ужасе глядя на него. — Что?! — вдруг вскричала она, уже догадываясь, уже чуя беду.

— Ваше величество! Король Людовик, ваш супруг… Он при смерти… Он в Монпелье, в Оверни… Торопитесь! Король выразил желание проститься с вами. Скорее, государыня, умоляю!

Бланка не успела даже испугаться. Стояла, точно статуя в камне — застывшая, безгласная. Вопросы? Сейчас не до них. Всё потом, в пути. Немедленно же — туда, на юг, в Овернь, где умирал её Людовик!

Она вылетела в коридор, едва не сбив с ног стражника.

— Экипаж! Скорее! Охрана, ко мне! Все во двор!

И побежала по галерее, потом вниз по ступеням — бледная, обезумевшая, ломая на ходу пальцы рук. За ней — Бильжо, следом Аршамбо.

И пяти минут не прошло, как королева Бланка Кастильская, вскочив на лошадь, мчалась по улицам Парижа к Малому мосту. Вслед за ней летел эскорт всадников…

Она не успела. Людовик был уже мёртв. Траурная процессия повстречалась им в Буржской епархии, на левом берегу Луары. Здесь, близ Невера суждено было Бланке увидеть своего мужа, который хотел проститься с ней перед отходом в вечность.

Она бежала к нему вся в слезах, не разбирая дороги, не слыша голосов. Она видела перед собой только гроб прямо посреди наезженной колеи. Высокий, обитый крепом, он печально и угрюмо поджидал её. Вокруг него люди, много людей с опущенными головами, сомкнутыми устами; холодный ветер трепал их волосы и рвал с плеч плащи.

Сто шагов оставалось до гроба и, кажется, можно дойти и не торопясь, но Бланка всё бежала вперёд, рыдая, размазывая по лицу слёзы, уже зная, что свершилось, иначе не стояли бы в скорбном молчании люди.

Упала, бедняжка, когда оставалось всего-то с десяток шагов. Бильжо поднял её. И тут она, опираясь на его руку, медленно пошла, не отрывая взгляда от воскового лица, на котором никогда уже не откроются глаза и не раздвинутся в улыбке губы. Пять шагов осталось, три, два, один… И вот он, король, её муж, с навеки сомкнутым ртом, со сложенными на груди руками. Совсем нестарый и такой красивый… Её Людовик, которого она так любила, так ждала!..

Дико вскричав, Бланка бросилась к гробу и упала в него. Её дрожащие руки обнимали уже холодное, застывшее тело короля.

Глава 4. Коронация

15 ноября Людовик VIII был похоронен в аббатстве Сен-Дени, фамильной усыпальнице франкских королей. И тотчас после похорон, едва выйдя из стен монастыря, рыцари, бароны, знать — все остановились, заволновались, стали переглядываться. Послышался глухой ропот. В воздухе носились, перелетая от одной группы к другой, всего два слова: «кто?» и «Филипп». Речь шла о сводном брате почившего короля — графе Филиппе Строптивом. По всему выходило, что именно он должен быть опекуном малолетнего Людовика. Именно опекуном, а не регентом. Такого слова в то время ещё не знали. И ещё одно слово витало в воздухе там, где говор переходил в ропот. «Иностранка». Это о королеве-матери. Если до сего дня бароны относились довольно терпимо к супруге покойного короля, то теперь, когда встал вопрос об опеке, они словно вылезли из своей шкуры и залезли в другую, которая всегда всем недовольна.

Они бросали косые, недобрые взгляды на створки ворот, сквозь которые должна пройти вдовствующая королева. Удобный момент для нападения. Прямо здесь и прямо сейчас. Кончить разом! Её охрана? Пустяки — три старика. Бильжо? Этого достанет арбалет. А потом немедленно за принцем Филиппом! Ему править королевством, пока щенок не подрос. А уж он не забудет, кто стоял за него.

Такие идеи носились в воздухе в толпе знати, стоявшей близ стен аббатства. Но многие были против — слышались возражения, сопровождаемые энергичными жестами. Что скажет Рим? Придётся ли по душе Папе бунт баронов? Не последуют ли вслед за этим отлучения? Но есть и ещё один аспект. Нельзя убивать мать, когда с ней её дети. Пока в центре внимания двое: Людовик и Робер. Одному двенадцать, другому десять. Вряд ли, став взрослыми, они забудут имена убийц.

Волнения не утихали. Их было здесь немало, знатных людей королевства, иные в порыве горячности уже хватались за мечи.