Король воронов

Ронан отогнал видение. Он продолжал представлять крошечный яркий шарик, который создавал, чтобы найти Ганси. Он вообразил его вес, размер, очертания миниатюрных крыльев.

– Ты правда думал, что я останусь здесь ради тебя? – спросил в другое ухо Адам холодным и пренебрежительным тоном.

Настоящий Адам стоял, повернув голову набок, в то время как невменяемая копия его отца орала ему в лицо – интонации с пугающей точностью напоминали голос настоящего Роберта Пэрриша. Губы Адама были решительно сжаты не столько от страха, сколько из упрямства. Он постепенно, неделю за неделей, отпутывался от своего настоящего отца; двойнику было не так трудно противостоять.

«Ты никому не нужен».

«Я не прошу его остаться, – подумал Ронан. – Только вернуться». Ему отчаянно хотелось проверить, получился ли предмет именно таким, как он задумал, но Ронан чувствовал, что демон жаждал его исказить, вывернуть наизнанку, сделать уродливой противоположностью. Пока что лучше было не показывать свое создание и доверять лишь собственной вере в то, что он творил нечто позитивное. Ронану приходилось цепляться за идею того, что этот предмет был должен делать, выйдя в реальным мир, а не за идею демона – что этот предмет должен был делать, по его мнению.

Что-то царапало Ронану шею. Легко, безвредно, постоянно, неумолимо, пока не пробилось сквозь верхний слой кожи и не добралось до крови.

Ронан не обращал ни на что внимания – он почувствовал, как предмет в его руке зашевелился и ожил…

Сон распластал перед ним чье-то тело. Черное, разорванное, истерзанное, искаженное. Ганси. Глаза еще были живыми, губы двигались. Загубленный и беспомощный. Коготь одного из ночных кошмаров Ронана цеплялся за угол его рта, проткнув щеку.

«Бессильный».

Нет. Ронан так не думал. Он почувствовал, как сон затрепетал у него в ладонях.

Адам встретил взгляд Ронана, пусть даже двойник Роберта Пэрриша продолжал орать. Лицо Адама отчетливо отражало усилия, с которыми он поддерживал баланс энергии.

– Ты готов?

Ронан надеялся, что да. По правде говоря, они не знали, кто выиграл этот раунд, и не узнали бы, пока он не открыл глаза.

Он сказал:

– Разбуди меня.

53

Ганси уже был здесь когда-то – семь лет с небольшим назад. Просто невероятно, тогда тоже устроили мероприятие перед очередными выборами в Конгресс. Ганси помнил, что ему очень хотелось поехать. В Вашингтоне летом было тесно и нечем дышать, его обитатели напоминали заложников с мешками на голове. Хотя семейство Ганси уже побывало за границей и повидало мятные поля в Пенджабе (это была политическая поездка, цели которой он не понимал до сих пор), оно лишь вселило в маленького Ганси еще большее беспокойство. Единственный задний двор их дома в Джорджтауне переполняли цветы, которые росли там до рождения Ганси, и ему запрещалось заходить туда летом, потому что сад кишел пчелами. Хотя родители водили его в антикварные магазины и музеи, на скачки и художественные фестивали, у мальчика буквально пятки горели. Он всё это уже видел. Ему хотелось новых интересных вещей и чудес, того, что он никогда раньше не видел и не мог понять.

Поэтому, хотя политика Ганси не очень интересовала, он очень хотел уехать из Вашингтона.

– Ты не соскучишься, – заверил отец. – Там будут другие дети.

– Дети Мартина, – добавила мать, и оба негромко хихикнули над чьим-то давним промахом.

Ганси не сразу понял, что ему это предлагают как дополнительный стимул, а не просто констатируют факт – ну, как сказали бы о погоде. Ганси никогда не считал детей особенно интересными, в том числе самого себя. Он всегда смотрел в будущее, ожидая того момента, когда сможет по собственному желанию поменять адрес.

И вот несколько лет спустя Ганси стоял на увитой плющом лестнице и смотрел на табличку у двери. «Зеленый дом, – гласила она. – Построен в 1824». Вблизи было трудно с точностью сказать, почему особняк выглядел гротескно, а не просто потрепанно. Сидевшие на всех горизонтальных поверхностях вороны вовсе не мешали. Ганси подергал входную дверь: заперто. Он включил на телефоне фонарик и прижался носом к боковому окну, пытаясь заглянуть внутрь. Он сам не знал, что ищет. Может, где-то осталась открытой задняя дверь, или хозяева забыли запереть окно. Хотя не было никакой конкретной причины, по которой полузаброшенный дом мог содержать какие-то тайны, имеющие отношение к Ганси, часть его души, которая хорошо умела находить разные вещи, тихонько билась о стекло, желая попасть внутрь.

– Посмотри сюда, – позвал Генри, стоявший в нескольких метрах от него. В его голосе звучало преувеличенное удивление. – Я обнаружил, что эту боковую дверь взломал какой-то корейский подросток-вандал!

Ганси перебрался через клумбу с засохшими лилиями. Генри стоял у гораздо менее изысканного бокового входа и извлекал из дверной панели последние куски разбитого стекла. Он сунул внутрь руку и открыл замок.

– Ну и молодежь в наши дни. Чень – это ведь не корейская фамилия, кажется?