Старший и самый естественный сын Ниалла Линча стоял в своем доме в городе Александрия, штат Вирджиния, прислонившись лбом к стеклу, и смотрел на тихую утреннюю улицу. Урча, начали появляться первые машины, квартал только-только просыпался.
Диклан держал в руке мобильник. Телефон звонил.
Он был массивнее, чем рабочий телефон, которым Диклан пользовался во время практики у Марка Рэндалла, прирожденного политика и сущего убийцы на поле для гольфа. Для дел, связанных с отцом, Диклан намеренно выбрал модель иной формы. Он не хотел, роясь в сумке, случайно схватить не тот мобильник. Не хотел, нащупав его на тумбочке посреди ночи, заговорить запросто не с тем человеком. Не хотел дать Эшли неправильный телефон. Всё, что он мог сделать – это напомнить себе, что паранойя, точнее осторожность, когда речь шла о делах Ниалла Линча, не бывала лишней.
Но этот телефон не звонил уже несколько недель. Диклан думал, что наконец всё закончилось.
И вот он зазвонил.
Диклан долго спорил сам с собой, что опаснее – ответить или проигнорировать звонок.
Потом он напомнил себе, что он уже не Диклан Линч – выскочка, старающийся втереться в доверие, а Диклан Линч – сын Ниалла Линча и обладатель стальной хватки.
Телефон звонил. Диклан ответил.
– Линч слушает.
– Считайте, что я звоню из вежливости, – сказал голос в трубке.
На заднем плане играла музыка – завывал какой-то струнный инструмент.
Какая-то тонкая и злая жилка натягивалась и ослабевала на шее у Диклана.
Он сказал:
– Не думайте, что я поверю, будто другой причины нет.
– Ничего подобного я и не думаю, – ответил голос на другом конце.
Он звучал отрывисто и чуть насмешливо, с акцентом, обязательно в сопровождении какой-нибудь музыки. Диклан знал свою собеседницу только как Сондок. Она покупала мало артефактов, но когда покупала, то без особых страстей. Условия были ясные: Диклан выставлял магической предмет, Сондок предлагала цену, он передавал артефакт, и они расставались до следующего раза. Диклану ни разу не показалось, что его могут по чьему-то капризу запихнуть в багажник машины, и, лежа там, он будет слушать, как убивают Ниалла. Или что на него наденут наручники и заставят смотреть, как обшаривают родительское гнездо. Или что изобьют до бесчувствия и оставят полумертвым в комнате школьного общежития.
Диклан ценил все эти мелочи.
Но доверять нельзя было ничему.
Осторожность, а не паранойя.
– В Генриетте ситуация очень нестабильная, – сказала Сондок. – Я слышала, она перестала быть вотчиной Гринмантла.
Нестабильная, да. Подходящее слово. Некогда Ниалл Линч продавал свои «артефакты» покупателям со всего света. Каким-то образом их круг сузился до Колина Гринмантла, Ломоньера и Сондок. Диклан предполагал, что это было сделано в целях безопасности, но, возможно, он преувеличивал благоразумие отца. Возможно, всех остальных Ниалл просто оттолкнул.
– Что еще вы слышали? – спросил Диклан, не подтверждая и не отрицая.
– Приятно знать, что вы мне не доверяете, – ответила Сондок. – Ваш отец слишком много говорил.
– Мне не нравится ваш тон, – заметил Диклан.
Его отец действительно говорил слишком много. Но право признать это оставалось за Линчами, а не за какой-то корейской любительницей нелегальных магических древностей.
Музыка на заднем плане виновато взвыла.
– Да, я грубо выразилась. Говорят, кто-то еще торгует магическими вещицами в Генриетте, – сказала Сондок.
Нервы на шее у Диклана ослабли.
– Это не я.
– Я этого и не предполагала. Я же сказала, что звоню из вежливости. Я подумала: вам, наверное, стоит знать, что к вашим дверям подбираются волки.
– Сколько волков?
Музыка запнулась и заиграла вновь.
– Возможно, целые стаи.
Не исключено, что они узнали про Ронана. Пальцы Диклана крепче сжали телефон.
– А вы знаете, отчего они воют, сонсэним?[2]
– М-м, – отозвалась Сондок.
Этот выразительный звук означал следующее: она поняла, что Диклан подлизывается, но не собиралась возражать.
– Секрет совсем недавний. Я позвонила в надежде на то, что позволю вам выиграть немного времени и что-то предпринять.
– А что, по-вашему, мне следует предпринять?
– Вряд ли я вправе давать советы. Я вам не мать.
Диклан сказал:
– Вы знаете, что у меня нет родителей.
Музыка шептала и вздыхала. Наконец Сондок повторила:
– Я вам не мать. Я просто еще один волк. Не забывайте этого.
Диклан оттолкнулся от окна.
– Простите. Это невежливо с моей стороны. Я благодарен вам за звонок.
Мысленно он перебирал худшие сценарии.
Увезти из Генриетты Ронана и Мэтью – вот что самое главное.
Сондок сказала:
– Артефакты вашего отца – самые красивые. Я по ним скучаю. Он был непростым человеком, но душа у него, мне кажется, была прекрасная.
Она представляла, как Ниалл Линч роется в кладовках, подвалах, чужих коллекциях, осторожно отбирая предметы. Диклан представлял себе нечто более близкое к истине: отца, спавшего в Амбарах, в номерах гостиниц, на кушетке, на заднем сиденье «БМВ», который сейчас принадлежал Ронану.
– Да, – сказал Диклан. – Да, я тоже так думаю.
29
Сон – урывками. Завтрак – мимо. Уроки – есть.