– Я знаю, что ты все спустил на ветер, ты всегда так делаешь. Мне безразлично, как ты там жил до осады. Я знаю, что ты богат и имеешь право распоряжаться деньгами по своему усмотрению. Я также знаю, что это, в сущности, меня не касается. Но покуда я тебя ссужаю, это мое дело. Я буду давать тебе деньги, пока у тебя не появятся свои, а они у тебя не появятся, пока так или иначе не окончится осада. Я готов делиться тем, что у меня есть, но не желаю видеть, как ты все спускаешь в канаву. О да, я знаю, что ты все мне возместишь, но дело не в этом. Во всяком случае, старина, я высказываю свое мнение как друг. Тебе не станет хуже, если ты воздержишься от плотских удовольствий. Своим упитанным видом ты определенно вызываешь недоумение в этом проклятом городе голодных скелетов!
– Да, я несколько полноват, – признал тот.
– Так это правда, денег у тебя нет?
– Нет, – вздохнул Феллоуби.
– Так что, тебя уже дожидается жареный молочный поросенок на улице Сент-Оноре? – продолжал Трент.
– Что? – промямлил Феллоуби.
– Так я и думал. Я не меньше дюжины раз видел, как ты воздаешь должное молочному поросенку.
Затем, рассмеявшись, он вручил Феллоуби сверток с 20 франками.
– Если пустишь эти деньги на роскошества, будешь питаться запасами собственной плоти, – примолвил он.
И подошел к умывальнику, где сидел Уэст, чтобы помочь тому перебинтовать руку.
– Помнишь, вчера я оставил вас с Брейтом, чтобы отвезти цыпленка Колетте… – сказал Уэст.
– Цыпленка! Боже! – простонал Феллоуби.
– Цыпленка, – повторил Уэст, наслаждаясь страданиями толстяка, – я… в общем… все изменилось. Мы с Колетт должны пожениться…
– И что было с цыпленком? – простонал Феллоуби.
– Заткнись ты уже, – засмеялся Трент и, взяв Уэста под руку, направился к лестнице.
– Бедняжка, – сказал Уэст, – только подумай, ни щепки дров целую неделю, и ничего не сказала мне. Думала, что дрова нужны мне для обжига глины. Черт, когда я это узнал, разбил ухмыляющуюся глиняную нимфу на куски, остальные пусть замерзнут или повесятся! – Помолчав, он робко добавил: – Будешь спускаться, зайди, поздоровайся с ней. Это квартира 17.
– Хорошо, – сказал Трент и тихо вышел, прикрыв за собой дверь. Он остановился на третьей лестничной площадке, зажег спичку, просмотрел номера на грязных дверях и постучал в номер 17.
– C'est toi Georges?[43]
Дверь открылась.
– О, простите, мсье Джек, я думала, что это мсье Уэст, – с этими словами девушка мучительно покраснела. – О, я вижу, вы уже слышали… Большое спасибо за пожелания. Мы очень любим друг друга, и я так хочу увидеть Сильвию, рассказать ей и…
– И что же? – улыбнулся Трент.
– Я очень счастлива, – вздохнула она.
– Он прекрасный человек, – ответил Трент и весело добавил: – А приходите с Джорджем сегодня к нам пообедать. Будет скромное угощение, ведь завтра у Сильвии день рождения. Ей исполнится девятнадцать. Я пригласил Торна, и Герналеки приедут с кузиной Одиль. Феллоуби обещал не приводить никого, кроме себя.
Девушка застенчиво приняла приглашение, передала тысячу приветов Сильвии, и он распрощался, пожелав ей спокойной ночи.
Почти бегом, потому что было очень холодно, он перешел Рю-де-Лалюн и вышел на Рю-де-Сен. Ранняя зимняя ночь наступила почти без предупреждения, небо было ясным, мириады звезд мерцали среди облаков. Шла яростная бомбардировка. Раскаты прусских пушек перемежались с глухими ударами артиллерии с горы Мон-Валерьен. Снаряды, пролетая, оставляли в небе следы, словно падающие звезды. Он обернулся и увидел над горизонтом синие и красные ракеты форта Исси. Северная крепость полыхала как костер.
– Хорошие новости! – выкрикнул какой-то человек. – Армия Луары!
– Эх, старина, наконец-то они пришли! Я же говорил! Не сегодня-завтра!
– Так это правда? Была вылазка?
– О боже, вылазка?
– К Сене! Говорят, с Нового моста можно увидеть сигналы Луарской армии.
Рядом с Трентом стоял ребенок и все повторял:
– Мама, мама, значит, завтра у нас будет белый хлеб?
Рядом с ним покачивался старик, он спотыкался и прижимал к груди сморщенные руки, бормоча что-то невнятное.
– Неужели правда? Кто это сказал?
– Какой-то сапожник на улице Бучи слышал, как франтирер[44] говорил капитану национальной гвардии.
Трент последовал за толпой, несущейся по Рю-де-Сенк реке.
Ракета за ракетой рассекали небо, и вот уже на Монмартре загремели пушки, а батареи на Монпарнасе с грохотом присоединились к ним. Мост был запружен людьми.
Трент спросил:
– Кто видел сигналы армии Луары?
– Мы их ждем, – последовал ответ.
Он взглянул на север. Внезапно огромный силуэт Триумфальной арки обрел четкие контуры на фоне взрыва бомбы. Грохот орудия прокатился по набережной, и старый мост завибрировал. Снова над высотой Дюжур последовала вспышка, и сильный взрыв сотряс мост. Затем весь восточный бастион вспыхнул и затрещал, выбросив пламя в небо.
– Так никто не видел сигналов? – снова спросил он.
– Мы ждем, – ответили ему.