– Да, пока весь цвет квартала веселится у него, – предположил Роуден. И затем с внезапной тревогой спросил: – И Одетта с вами?
– Эй! – воскликнул Эллиот. – А Колетта? – Затем он подпустил в голос жалобные ноты: – Колетта, ты сидишь там, пока я здесь обиваю пороги?
– Клиффорд способен на все, – сказал Роуден. – Он конченый человек с тех пор, как встретил Рюбарре.
– Послушайте, ребята, мы видели, как в полдень в дом на улице Барре принесли цветы.
– Розы-мимозы, – уточнил Роуден.
– Наверняка для нее, – добавил Эллиот, лаская своего бульдога.
Клиффорд с внезапным подозрением повернулся к Селби. Тот мурлыкал какую-то мелодию, выбирая пару перчаток и складывая в портсигар пучок сигарет. Затем, подойдя к кактусу, он неторопливо сорвал самый красивый цветок, просунул его в петлицу и, взяв шляпу и трость, улыбнулся Клиффорду. И тем самым вызвал у него еще более сильное беспокойство.
IV
В понедельник утром в Академии Жюлиана студенты, как всегда, бились за места. Те, кто был счастливчиком на прошлой неделе, пытались прогнать тех, кто угрюмо сидел, вцепившись в желанные табуреты, и ждал, когда начнется перекличка. Студенты ссорились из-за палитр, кистей и папок, требовали хлеба и зрелищ. Бывший натурщик, который в былые дни позировал для Иуды, теперь продавал в Академии черствый хлеб за одно су и зарабатывал достаточно, чтобы хватало на табак. С отеческой улыбкой заглянул и тут же скрылся за дверью мсье Жюлиан. Следом за ним явился служащий, в обязанности которого входило следить за аккуратным внесением платы. Трое студентов, не заплативших за занятия, были пойманы и отправлены на допрос к начальству. Четвертый попытался бежать, но был окружен с фланга, отрезан от выхода и пойман вместе с остальными. Примерно в то время, когда бунт перешел в острую фазу, раздались новые приветствия:
– Жюль!
Жюль с печальным смирением в больших карих глазах пожал всем руки и растворился в толпе, оставив после себя атмосферу мира и доброжелательности. Львы возлегли рядом с ягнятами, старожилы отняли лучшие места для себя и друзей, и староста, взобравшись на подиум, начал перекличку.
«На этой неделе они начнут с буквы «к», – пронеслось по толпе.
– Клиссон!
Клиссон вскочил и немедленно принялся чертить мелом свое имя на полу перед подиумом.
– Кэрон!
Кэрон бросился занимать свое место. Бум! Его мольберт был с грохотом отодвинут назад.
– Какого!.. Куда ты прешь?
Бум! Коробку с красками и кистями перевернули на пол.
– Ах ты ж… – Кэрон сплюнул с остервенелым выражением лица. Удар. Бросок. Яростная драка, остановленная строгим и укоризненным голосом старосты:
– Свинство какое!
Перекличка возобновилась.
– Клиффорд.
Староста оторвал глаза от гроссбуха, поставив палец на нужную строку.
– Клиффорд!
Клиффорда не было. В этот момент он находился примерно в трех милях от академии и с каждой секундой все увеличивал это расстояние. Не то чтобы он бежал – напротив, шел неторопливой походкой, присущей ему одному. Рядом с ним шел Эллиот, и два бульдога прикрывали хозяйский тыл. Эллиот с улыбкой читал «Жиля Бласа»[85], изо всех сил удерживаясь от смеха, потому что видел угрюмое настроение Клиффорда. Последний, мрачно сознавая это, молчал. Явившись в Люксембургский сад, он уселся на скамейку у северной террасы и с неприязнью оглядел окрестности. Эллиот привязал собак, согласно правилам выгула в Люксембургском саду, затем выжидательно взглянул на своего друга и решил возобновить чтение «Жиля Бласа».
День был чудесный. Солнце стояло прямо над Нотр-Дам-де-Пари, заливая город ярким светом. Нежная листва каштанов отбрасывала тень на терасу и расцвечивала дорожки и тропинки голубыми узорами. Здесь Клиффорд мог бы найти уйму импрессионистских сюжетов, если бы только огляделся вокруг. Но сейчас он пребывал в таком состоянии, что его мысли были заняты чем угодно, только не живописью. Воробьи вокруг ссорились и щебетали любовные песни, крупные розовые горлицы перелетали между деревьями, в солнечных лучах кружились мухи, а цветы источали тысячи ароматов и бередили сердце Клиффорда смутной тоской. И поэтому он сказал:
– Эллиот, ты настоящий друг…
– Так, это что еще такое? – сказал тот, откладывая книгу. – Все именно так, как я и думал. Ты опять гоняешься за очередной юбкой. И, – продолжал он с досадой, – если ты заставил меня прогулять занятия ради того, чтобы надоедать мне рассказами о совершенствах какой-то маленькой дурочки…
– Она не дурочка, – мягко возразил Клиффорд.
– Послушай, – воскликнул Эллиот, – у тебя хватает наглости говорить мне, что ты опять влюбился? Опять?
– Да, опять, и снова, и снова… Боже! Это серьезно, – печально заметил Клиффорд.
Эллиот посмотрел на друга с негодованием, а потом рассмеялся, махнув рукой.
– Ну давай, рассказывай, кто там у нас сегодня. Клеманс, Мари, Козетта, Фифина, Колетта, Мари Вердье…
– Они все очаровательны, просто очаровательны, но я никогда не относился к ним всерьез.