Король решает всё

— Именно, — кивнул министр, — беспроигрышное сочетание. Красивые и умные женщины могли бы править миром. Хорошо, что им это не нужно.

Вероника поражённо выдохнула, медленно качая головой, опустила взгляд в стол, опять подняла. С горьким сарказмом дёрнула щекой и тихо сказала:

— Значит, я дура.

— Хотите сказать, что никогда не пользовались своей внешностью? — гораздо тише, но всё ещё ядовито спросил министр, Вера вдохнула полную грудь, медленно приподнимая плечи, задержала дыхание и резко выдохнула. Подняла глаза и криво улыбнулась, горьким шёпотом спрашивая:

— А любовь в вашей схеме есть? Порядочность, честность, справедливость? Может, какая-нибудь завалящая совесть?

— У умных и красивых женщин? — тихо сказал он, — нет.

— Ясно. — Она с издевательской улыбкой кивнула и развела руками, — я поняла. Умная и красивая стервозина без капли совести жестоко обидела маленького мальчика. Мальчик вырос большим, а собственного мнения так и не заимел. Печаль-беда, господин министр, как же вы людьми руководите с таким стереотипным мышлением? — Он сидел, окаменев, и с таким лицом, как будто разрывается между желанием молча уйти и бросить в собеседницу ножом, чтобы наконец заткнулась. А Вера уже не могла остановиться, ехидство пёрло из неё неудержимым потоком, она опёрлась на локти и наклонилась к нему ближе, тихим мурлычащим голосом спросила: — У стервозины были шикарные чёрные волосы, да? И именно поэтому красится Эйнис, она же не натуральная блондинка, у неё глаза чёрные. Я права?

— Вы… — он медленно вдохнул, не отводя взгляда, холодным шёпотом выдохнул, — готов поспорить, своей смертью не умрёте. Вас зарежет лучший друг за застольной беседой, а когда мир об этом узнает, все кто вас знал, хором скажут: «Довякалась».

— А вы, — ненатурально широко улыбнулась Вероника, — умрёте в своей постели в глубокой старости, окруженные тремя десятками детей и внуков, которые, дождавшись вашей смерти, скажут: «Ну наконец-то!» и начнут делить наследство между собой и вашей некрасивой нелюбимой вдовой. И забудут путь на вашу могилу, которая даже в летний зной будет покрыта инеем и расти на ней будут только вечнозелёные заполярные деревья.

Она выдохнула, чувствуя что сердце колотится, как перед дракой, министр смотрел на неё пылающим взглядом, в котором сквозь ярость постепенно просачивалось веселье. Он коротко усмехнулся, смерил её взглядом и усмехнулся ещё раз, медленно качнул головой:

— Мне уже лет пять никто ничего подобного не говорил.

— Да я никогда никому ничего подобного не говорила, — ошарашенно выдохнула Вера, убирая локти со стола и сутулясь. — Это вы меня спровоцировали! Не делайте так больше.

Бросила на него обиженный взгляд и столкнулась с насмешливым прищуром, застонала и закрыла лицо руками. Он криво примирительно улыбнулся:

— Ладно, давайте попрощаемся на сегодня и забудем об этом эпизоде.

— Я забуду, — убрала руки от лица она и нехорошо улыбнулась, — а вам стоит над этим хорошо подумать. Не все красавицы — стервы, как и не все стервы — красавицы. Вы можете упустить что-то внутреннее, концентрируясь на внешнем.

— Я никогда ничего не упускаю, — прохладно ответил министр, вставая. Неловко выпрямил руку и опять на миг замер, заставив Веру прикусить губу от фантомной боли, заметил и промолчал. Выпрямился, подчёркнуто официально поклонился и бесцветным тоном сказал:

— Спокойной ночи, госпожа Вероника. Не забудьте, что вы завтра переезжаете.

— Не забуду, — тихо ответила она. — Спокойной ночи.

Он ушёл, она осталась сидеть за столом над остывшим чаем и чувствовать себя совершенно растерянной.

* * *

Она не могла уснуть.

Вертелась на диване, запутываясь в скатерти и трясясь от холода. Вставать, чтобы сходить за одеялом, не хотелось, потому что она боялась растерять по дороге крупицы сна, которых и так было немного. В груди перекатывался тяжелый камень, шершавый и холодный, она пыталась найти ему причину и не хотела верить в результат поисков.

«Кто тянул меня за язык? Вот надо было мне точно знать, почему он на меня так смотрит… Ну и смотрел бы дальше, я бы не расплавилась.

Что теперь будет?»

Картинки в голове отдавали металлом и холодом, невозмутимое лицо и сухой голос: «Здравствуйте, госпожа Вероника».

«И он мне больше никогда не улыбнётся.»

Хорошо обставленная светлая тюрьма, два-три человека, которые будут приносить еду и забирать мусор и вещи в стирку, будут прохладно здороваться и ненатурально улыбаться.

«И Барт обидится. И не придёт больше обедать.»

А может, всё будет гораздо проще — её поручат другому человеку. Он будет приветлив и вежлив, попытается построить с ней доверительные отношения…

«Просто другой человек. Всего лишь.»

От этой мысли становилось особенно гадко. Она продолжала корить себя и вертеться, у неё болела голова и хотелось плакать.

* * *

— Вера, ты спишь, что ли? Подъём, я пришёл!

Она вздрогнула и вскочила, протирая глаза. В дверях стоял Барт, показывая два больших пакета, улыбался во все тридцать два и выглядел вполне голодным.

— Привет, — слабо улыбнулась она. — Что принёс?