Король-паук

— К сожалению, это так. Но в конце концов, среди простых людей... — не зная, что сказать, он пожал плечами. — Возможно, из-за того, что они живут рядом с животными. Раньше мне часто приходилось отпускать грехи крестьянским девушкам. Ведь нельзя сказать, что они нехороши собой или не могут вызвать страсть у мужчин. И я понимаю, как тяжёл их крестьянский труд, как безрадостна и тосклива их жизнь и почему они с такой готовностью открывают свои объятия молодому хозяину, а иногда и не очень молодому.

— У меня есть племянница, ваше преосвященство. Мать Анри — не деревенская красотка.

Герцог-архиепископ бросил на него испуганный взгляд, полный сочувствия, с болью понимая, чего стоит этому гордому человеку сделать столь невероятное признание.

— Я очень опечален и удивлён. Мадам Изабель! Даже не могу себе представить, как могло произойти такое! Вы — не отец этого юноши. Но дядя и племянница! Это же кровосмесительство!

— Когда я сказал, что мне хотелось бы иметь Анри своим сыном, я имел в виду не это. Не надо представлять дело хуже, чем оно есть на самом деле. Я не в этом хотел вам признаться. Я уже давно исповедался священнику относительно той роли, которую сыграл во всём этом деле.

— Вы исповедовались? — герцог-архиепископ нервно перебирал епитрахиль.

— Мне было стыдно. Я знал, что тайна исповеди будет соблюдена.

— Доверьтесь другу и французскому дворянину, — сухо произнёс герцог-архиепископ, — или лучше прекратим этот разговор. — Он снял епитрахиль и сунул её за пояс. Затем снова потянулся к бокалу.

У Арманьяка, который уже выболтал самое страшное, впутав в свою историю племянницу, не было другого выбора, кроме как продолжить свой рассказ.

— Тогда я расскажу вам, как своему другу и как дворянину, который не сделает ничего, что могло бы пойти во вред королевской семье.

— Я никогда ничего не делаю кому-либо во вред.

— И ещё как смелому человеку, который бы не хотел, чтобы мой необузданный племянник убил юного Анри.

— Я не думаю, чтобы он так возненавидел этого юношу. Мне кажется, он не очень-то и смотрел на него, когда тот принёс жаровню. У меня создалось впечатление, что всё его внимание было отдано кормилице наследника.

— Кормилица, о которой вы говорите, — сказал Арманьяк, — как то и требуется и что все, кроме вас, заметили, является обладательницей необыкновенно больших и белых грудей. Жан тут же загорелся и от охватившей его страсти весь содрогнулся, и притом его взгляд упал на Анри. Лицо его потемнело, он судорожно вздохнул. Я уверен, что в ту секунду, хоть он и был охвачен страстью, но всё же успел уловить сходство между ним и моей горячо любимой сестрой.

— Сёстры не могут быть уж слишком горячо любимыми, друг мой.

— Нет? Разве нет?

Глава 4

— Возможно, от внимания вашего преосвященства, соблюдавшего обет безбрачия, ускользнул тот факт, что лет десять назад женская мода, особенно пышные юбки могли легко скрыть состояние женщины, — не без лёгкого ехидства произнёс Бернар д’Арманьяк.

— Не злитесь, Бернар, не нужно тыкать меня носом в мой обет безбрачия. Возможно, от вашего внимания и ускользнуло, что священник всю свою жизнь обречён сидеть и слушать признания в самых различных человеческих слабостях. И я не могу сказать, что не имею никакого представления об изменениях в женской фигуре при беременности, а также о женских ухищрениях, направленных на то, чтобы их скрыть.

— Анри не должен был родиться.

— Но Господь рассудил иначе.

— К моему стыду и стыду дома Арманьяков.

— Юный Анри скорее делает честь вашему дому, а не позорит его. Хотя я могу себе представить, в насколько сомнительное положение ставит его существование мадам Изабель.

— Она даже не подозревает о его существовании.

— Вы хотите сказать, что мать не знает собственного сына?

— Да, это так. Изабель не знает, что у неё есть сын.

— Возможно, такие вещи и случаются, хотя я за свою жизнь никогда о подобном не слышал. — Глаза его сузились. — Я знаю, почему вы это сделали. Расскажите мне, как это случилось. Жаровня?

И Бернар д’Арманьяк начал свой рассказ.