Король и император

— Вовсе нет, — ответил он. — Но если они не отойдут от башни, им будет плохо видно. Я хочу, чтобы эти люди могли рассказать своим детям и внукам кое-что интересное, а не только оправдываться: «Он так быстро пролетел, что я ничего не заметил». Желаю тебе удачи.

Человек-птица гордо улыбнулся, осторожно шагнул на приступку, затем встал на краю рядом с Шефом. Толпа ахнула от изумления. Летун стоял, расправив наряд на сильном ветру, который дул сзади и прижимал перья к спине. «Этот парень считает, — подумал Шеф, — что накидка подобна парусу, что она понесет его, словно кораблик, по ветру. Но что, если это вовсе не парус?» Человек-птица присел, собрался с духом и стремглав ринулся вперед, крикнув во весь голос:

— Веди меня, Вёлунд!

Его руки колотили по воздуху, а накидка волнами полоскалась над ним. Шефу пришлось отвести взгляд, а потом… Удар о камни — и со двора донесся дружный стон зрителей. Посмотрев вниз, король увидел тело, лежащее футах в пятнадцати от основания башни. К нему уже бежали люди Пути, жрецы Идун-Целительницы. Среди них Шеф узнал щуплую фигурку еще одного друга детства, бывшего раба Хунда, носившего, как и он сам, собачью кличку вместо имени. Теперь Хунда считали лучшим травником и костоправом Британии.

Должно быть, лекарей там поставил Торвин. Значит, он разделял дурные предчувствия Шефа.

Лекари внизу закричали:

— Он сломал обе ноги и сильно расшибся. Но позвоночник цел.

Годива вместе с мужем тоже заглядывали через стену.

— Смелый человек. — В ее голосе прозвучала нотка осуждения.

— Мы окажем ему самую лучшую помощь, — пообещал ей Шеф.

— А сколько денег ты бы ему дал в случае удачи, если бы он пролетел, скажем, целый фарлонг? — спросил Альфред.

— Ну, за фарлонг я заплатил бы сто фунтов серебра.

— А сейчас дашь бедняге что-нибудь за увечья?

Шеф упрямо поджал губы — не любил, когда на него давили, требуя щедрости или снисхождения. Он знал, что Годива рассталась с ним из-за его суровости. Но сам не считал себя жестоким. Он просто делает то, что должен делать. Королю надо заботиться обо всех своих подданных, а не только о тех, кто рядом.

— Верно, он смелый, — произнес Шеф, отворачиваясь, — но еще и глупый. Этот человек способен лишь на слова, а в святилище Пути признают только дела. Не так ли, Торвин? Он прочел твою книгу преданий и сделал ее своим молитвенником, вроде христианской Библии. Предпочел верить в писание, но не вдумываться в него. Нет, я приставлю к нему лучших лекарей, но ничего не заплачу.

И снова со двора донесся голос:

— Он пришел в себя! Говорит, что напрасно взял куриные перья, ведь куры роются в земле. В следующий раз будут только перья чаек.

— Запомните, — произнес Шеф, обращаясь ко всем и отвечая на невысказанные упреки, — я не трачу зря казенного серебра. Ведь оно может понадобиться в любой момент. Подумайте, сколько у нас врагов.

Он повел рукой против ветра, указывая на юг и на восток.

Если бы птица или человек-птица, повинуясь жесту короля, пролетели тысячи миль над морями и землями, пересекли Ла-Манш (который называли Английским каналом и Узким морем), а потом и всю Европу, они достигли бы места давно подготавливаемой встречи. Долгие месяцы участники добирались туда по разбитым дорогам и штормовым морям, приготовив свои осторожные вопросы на языках Византии и Рима.

— Допустим, наш император в его неизреченной мудрости окажется готов рассмотреть некие соображения. Еще допустим, он употребит слабое влияние, которое имеет на его святейшество папу римского, и убедит того изменить некоторые формулировки; тогда (коль скоро мы сделали такое чисто условное допущение или, пользуясь вашим необычайно выразительным и гибким языком, приняли гипотезис, гипотезу) окажется ли возможным, что и ваш басилей, базилевс, в свою очередь, переменит свое мнение по известным вопросам? — пускали пробный шар римские католики.

— Уважаемые коллеги, оставим на минутку в стороне ваши прелюбопытные гипотезы, но, если бы наш базилевс мог, не отступая от канонов православия и не попирая прав патриарха, рассмотреть хотя бы предварительное и краткосрочное соглашение, затрагивающее упомянутую область интересов, нам бы очень захотелось узнать, какую позицию займет ваш император в животрепещущем вопросе о миссионерах в Болгарии и недостойных попытках предыдущей римской администрации оторвать наших новообращенных от их новой веры и вернуть под эгиду Рима, — отвечали им греки.