Король и император

— Кажется, все правильно, — задумчиво сказал Соломон. — А что касается скорости… Мы только что отпечатали десять страниц за сотню ударов сердца. Опытный переписчик может сделать, скажем, сорок страниц в день. Сотня ударов сердца — и три человека выполнили двухчасовую работу опытного переписчика. Я не могу сказать…

— Я могу, — перебил его Шеф, поворачиваясь к своему счетному устройству.

Он защелкал костяшками с быстротой, которая приобретается лишь постоянными упражнениями.

— Три тысячи ударов сердца за час, — бормотал он. — Скажем, двадцать пять тысяч за рабочий день. Двадцать пять тысяч разделить на сто и умножить на десять… — Он выпрямился. — Три человека могут выполнять работу шестидесяти переписчиков. Это когда брусочки уже набраны. Брусочки, так мы их называем?

— Называй их литерами, — сказала Свандис.

— Шестьдесят писцов, — с изумлением повторил Соломон. — Это же значит, что каждый ребенок может получить свой Талмуд. Подумать только!

«Больше Талмудов не значит больше веры», — подумал Шеф, но ничего не сказал.

Когда Соломон вечером вел по улицам Септимании мула, загруженного кипами свежеотпечатанных листов, навстречу ему попался многоученый Мойша. Ни одна книга еще не ускользнула от взгляда этого человека. Он выхватил листок и с подозрением осмотрел.

— Это писал не иудей, — сказал Мойша. — И кто бы ни писал, он полный профан. Буквы неправильного начертания, и все стоят по отдельности, как у школьника. — Он понюхал бумагу. — Да еще и пахнет сажей.

«Сажа нужна, чтобы чернила не расплывались», — подумал Соломон, но промолчал.

— Это на романском языке, — добавил Мойша обвиняюще. — Я знаю латинский алфавит, но ведь это даже не латынь!

Лишь глубоко укоренившееся уважение к письменности не позволило ему бросить паскудный листок на землю. Однако Мойша с презрением им размахивал.

— О чем здесь говорится?

— Это более подробное изложение того, что единый король диктовал тебе и другим писцам несколько недель назад. Критика христианского вероучения. У меня здесь сотня экземпляров. Завтра я сделаю еще пятьсот на латыни для более образованных верующих.

Мойша засопел, разрываясь между неодобрением нападок на религию вообще и одобрением критики христианской религии в частности. В глубине души он верил, что каждый должен придерживаться веры своих отцов, и тогда тех, у кого она правильная, ждет заслуженная награда, а те, кому не повезло, будут наказаны вместе со всеми своими предками.

— Пятьсот? — переспросил он. — Для этого не хватит переписчиков всей Септимании.

— Тем не менее я справлюсь, — ответил Соломон. — Большую часть заберет единый король, чтобы распространять на христианских островах, которые он собирается обойти. Боюсь, его люди по профессии пираты и намерены поживиться именно сейчас, когда христианская армия ушла.

— А остальные?

— Остальные будут у меня. Я их разошлю туда, где они принесут больше пользы.

«Или больше вреда», — подумал он.

Ведь эти книги направлены против других книг, они предназначены для того, чтобы люди отвернулись от своей Библии, что на их языке и значит «книга». Но вряд ли стоит говорить об этом многоученому Мойше. С подобным применением знаний он не смог бы смириться никогда.

А единый король уже был в море, направляясь к острову Мальорка, и весь объединенный флот выстроился вокруг флагмана в походном порядке. Шеф наблюдал, как летная команда бьется с его новым, чрезвычайно неуклюжим изобретением. Рядом стоял Толман с крайне неодобрительным выражением лица.

— Повтори-ка еще разок, — сказал Шеф мальчику, — о чем я должен помнить.

— Во-первых, удерживай открытый конец, тот, который пошире, по направлению ветра. Чтобы ветер дул тебе в лицо. Если ветер сместится, то и ты смещайся. — И паренек с важным видом стал водить руками короля. — Если ветер пойдет выше, поверни руки вот так. А если он окажется снизу, то вот так. Хвостовое оперение работает как навесной руль, это ты сообразишь. Самое главное: почувствуешь, что-то пошло неправильно, значит, уже слишком поздно. Нужно все время двигаться, никогда не останавливаться. Как птица. Этому сразу не научишься, — снисходительно добавил мальчик. — Я сам сколько раз падал в море.

Прислушивающийся к их беседе Квикка подумал: насколько же легче выдержать такое падение ребенку весом в шестьдесят фунтов по сравнению с воином втрое тяжелее? Но из долгого опыта он усвоил, что единый король не придает значения возможностям неблагоприятного исхода. Ну, по крайней мере, плавает он неплохо. Квикка лично наточил поясной нож Шефа до бритвенной остроты на случай, если придется срочно высвобождаться в воде из «упряжи». Бранд отобрал дюжину лучших во всем флоте пловцов, включая себя, и разместил их парами на кружащих спасательных судах.