Король франков

   — Ты приехал за мной? — повернулась Эмма. — Скажи, и я уеду с тобой куда хочешь, стану служанкой, рабыней, буду целовать тебе ноги... Только возьми меня, увези отсюда! Здесь на всём лежит печать проклятия, забвения, здесь повсюду витает смерть!

   — Я пришёл, чтобы освободить тебя, Эмма.

   — От жизни или от смерти? — невесело обронила она.

   — Что за мысли? Ведь ты теперь свободна, и ты снова королева!

Её руки безжизненно упали с его груди. Отвернувшись, она горько усмехнулась:

   — Я никто и никому уже не нужна. Даже тебе. Не пытайся возражать, я вижу... Ты молчишь, значит, это так. Наверное, нашёл себе другую, правда ведь?.. А меня забыл. Кому нужна старая, одинокая королева, если даже родная мать не хочет слышать о ней.

   — Адельгейда?..

   — Она и пальцем не шевельнула, узнав, что Карл держит меня в заточении. Лишь Феофано проявила участие. Но Карл остался глух.

Можер глядел на неё, с трудом узнавая: впалые щёки, тёмные круги вокруг глаз. От прежней Эммы мало что осталось; перед ним стояла надломленная горем одинокая женщина с повисшими безвольно руками, с поникшей головой. В её глазах не играл уже былой задор, они потухли, в углах явственно протянулись нити морщин. Улыбка теперь не трогала её губы; застывшие, будто мёртвые, они раскрывались лишь для того, чтобы спросить или ответить и тотчас смыкались. И румянец, игравший когда-то на щеках, исчез, вытесненный бледностью. Всё это наложило отпечаток и на её речь: слова она произносила с трудом, глухим голосом.

   — Ты исхудала, Эмма. Остались одни глаза.

   — Меня почти не кормили. Хлеб, вода... горох.

   — Какая же он скотина! Разве Бог не велел прощать?

Она подняла глаза, в них читалась мольба.

   — Обними меня, любимый... крепко, крепко, — внезапно попросила Эмма. — А теперь... поцелуй. Ведь больше я тебя не увижу.

Их поцелуй длился целую вечность. И долго ещё Эмма не хотела открыть глаз, словно запоминая сладкое мгновение, собираясь унести его с собой...

   — Как тогда... в галерее, при всех. Помнишь? — слабо улыбнулась она.

   — Помню, Эмма. То был первый наш поцелуй.

   — А теперь последний.

   — Я буду навещать тебя, Эмма. Моё графство недалеко. Бовэ. Слышала, конечно?

   — Да, знаю, — кивнула она. Потом спросила с ноткой зависти: — Твоя жена красива? Впрочем, что я спрашиваю...

   — Её зовут Изабеллой. У меня скоро будет наследник.

Она ничего не ответила, лишь вновь кивнула.

   — А Вия тоже замужем. Её муж — барон. Я дала ей хорошее приданое.

   — Она умница и заслужила это.

   — Я люблю её, она мне как дочь... Но она ушла, и я осталась одна... — печальная улыбка вновь появилась на губах Эммы. — Как я рада, что ты приехал... Всё-таки не забыл.

   — Я буду помнить о тебе... моя королева.

   — Твой образ навсегда останется со мной, любимый...

   — Ты говоришь так, будто прощаешься.

Её улыбка медленно затухла, губы сложились в тонкую линию.

   — Больше ты не приедешь ко мне. Это наше последнее свидание...

   — Не говори так, я никогда не...

Она закрыла ему рот рукой и возбуждённо заговорила:

   — Хочешь, останься у меня... поедешь завтра утром. Но я не принуждаю, лишь спрашиваю...

Но взгляд погас, упав вниз, сопровождаемый вздохом. В его глазах читался ответ, ставший для неё приговором. И она уже не удивилась, лишь горько улыбнулась, услышав:

   — Нет, Эмма. Карл рядом, меня это выводит из равновесия. Я не воюю против него, но чувствую, мы становимся врагами. Король подарил тебе Дижон; уезжай отсюда. Не скоро прекратится грызня из-за Лана. Это город новых королей, тебя попросту растопчут.

   — Меня уже растоптали, — тихо произнесла Эмма и замолчала.

Подняв ей голову за подбородок, Можер увидел ползущую по щеке слезу. Смахнул её. Она схватила его ладонь и приникла к ней губами.

   — Можер... я никогда тебя не забуду. Ты моя единственная, настоящая любовь. Я никого не любила так, как тебя...

Нормандец поглядел в окно. Старый Гийом стоял у его лошади и глядел, как она жуёт траву. На дворе быстро темнело. Недоумевая, Можер взглянул на небо: по нему грозно и неумолимо, будто орда сарацин, ползли на запад одна за другой клубящиеся, чёрные тучи.

   — Мне пора, Эмма.

   — Я знаю... — обречённо промолвила она.

   — Прощай. Мы ещё увидимся.

Она подняла на него глаза, в которых уже не было ничего земного. И, обвивая ему шею руками и даря поцелуй, она произнесла свои последние слова. Слова, с которыми, казалось, отлетает её душа:

   — Прощай, моя любовь...