Оставшись одна, Эмма долго смотрела в грозовое небо. Она не желала уже ничего, не мечтала ни о чём и не замечала слёз, струящихся по щекам. Печальным взором она словно старалась проникнуть сквозь толщу облаков, увидеть, что там, за ними, в недосягаемой выси, куда уже стремилась её истерзанная душа. Но они не выдавали своих тайн, только безмолвно надвигались на неё, всё больше чернея. Наконец она медленно повернулась... и пошла. Какие-то люди шли мимо неё, глядя с удивлением на эту измождённую, уставшую женщину с безжизненным лицом. Не видя никого из них, она равнодушно шагала по полутёмным коридорам, будто сомнамбула — без чувств, без мыслей, устремлённая к какой-то цели, не ведомой никому, лишь ей одной и Господу Богу. Проходя, люди оглядывались, молча пожимали плечами и шли себе дальше, тут же забыв об этой женщине, которая была когда-то королевой, а теперь, всеми покинутая, стала похожа на призрак, безмолвно бродящий по ранее оживлённым, а ныне тихим, унылым коридорам.
Так она дошла до лестницы, ведущей туда, где воины, прячась меж зубцами стен, метали стрелы во врага, стоявшего внизу, на булыжниках. Лестница была крутой и вилась вокруг главной башни. Здесь царила темнота, факелов не зажигали. Первая площадка имела выход на зубчатую стену, окружавшую замок, вторая — к дозорным, что ходят по кругу с зубцами поменьше, с третьей и последней, куда выходило слуховое окно, путь был один — на ничем не защищённый выступ в четверть туаза шириной. Он шёл бордюром по квадрату самой высокой конической башенки. Именно сюда и пришла Эмма по этой мрачной, пустынной лестнице с факелом в руке. Дальше идти было некуда. И когда она вышла на эту маленькую площадку и, положив на камни факел, поглядела вниз, у неё закружилась голова. Больше она не стала смотреть и ступила на этот выступ, где мог разместиться лишь один человек.
Здесь вовсю гулял ветер, а над головой Эммы осуждающе, насупившись, висело чёрное небо. Низкие рваные тучи тяжело ползли, едва не касаясь шпилей башен, ветер трепал платье Эммы, раздувая его, заползая за грудь, в рукава, а она стояла и с тихой улыбкой на губах смотрела туда, где за городскими стенами вилась дорога на Бовэ. Она хотела увидеть на ней одинокого всадника на серой лошади. Она мечтала выхватить своим взором, полным страдания и любви, маленькую точку на горизонте, которая, быть может, замрёт на мгновение, увидев её прощальный взгляд, услышав последний вздох, посылаемый ему... Но не увидела ничего. Пустынной была дорога, лишь клубы пыли вились по ней, и две слезинки торопливо скатились на губы Эммы и растворились в них.
В эти мгновения, короткие и быстрые, как взмах меча, перед ней пронеслась вся её жизнь: итальянская принцесса, франкская королева, первый сын Людовик, второй — Оттон... И три смерти одна за другой: муж, младший сын, за ним старший. Всего год от лета до лета — и нет ни одного. Одна... И она поняла, что небесам так угодно, теперь они ждут последнюю, дабы душа её, соединившись с теми, обрела покой. Она слышит уже зов отца, мужа, детей... Она видит перед собой Людовика — старшего, любимого. Вот он встаёт из гроба, смотрит на неё, тянет к ней белые руки и зовёт: «Мама! Мама! Иди скорее! Я жду!» И, не в силах противиться этому зову, веря, что это её единственный, правильный и неизбежный путь, Эмма воздела руки к небу и воскликнула:
— Сын мой, я иду к тебе!
Громовой раскат в это время огласил всё окрест, и, успев в последний раз бросить взгляд на дорогу, с возгласом: «Любовь моя, прости и прощай навсегда!», Эмма шагнула в пропасть...
ЭПИЛОГ
Следующий этап в истории восшествия на престол первого короля из династии Капетингов — борьба Гуго Капета с Карлом Лотарингским. И можно было бы об этом рассказать, причём во всех подробностях, но... здесь не будет ни Можера, ни Изабеллы, ни других героев, с которыми я познакомил читателя и к которым он, смею надеяться, уже привык. Конечно, я мог бы бросить кого-нибудь из них в самую гущу событий и довести своё повествование до 991 года, когда эта война наконец закончится. Однако количество страниц романа при этом удвоится, а мне не хотелось бы утомлять и без того уже уставшего читателя. Кто хочет, пусть прочтёт обо всех перипетиях борьбы последнего Каролинга с первым Капетингом в документах, относящихся к той эпохе. Остальным я лишь вкратце расскажу об этом, не привлекая сюда лишних действующих лиц, число которых огромно.