Король детей. Жизнь и смерть Януша Корчака

Через месяц Корчак в том же ироничном ключе написал заявление в юденрат, испрашивая должность руководителя убежища на Дзельной, 39, вмещавшего тысячу детей. Он заверял Чернякова, что распространяет слухи о собственной вороватости, каковое качество делает его пригодным для работы, выполняемой в настоящее время кучкой негодяев, превративших убежище в «бойню и морг». В заявлении он характеризовал себя как неуравновешенного, возбудимого, легкомысленного человека, которому только громадным усилием воли удается владеть собой и работать в коллективе. Далее он сообщал о себе следующие сведения:

Мне 64 года. Что касается моего здоровья, то год тому назад оно прошло испытание в тюремной камере. Несмотря на суровые условия этого учреждения, я никогда не сказывался больным, никогда не обращался к врачу, ни разу не пропускал физической зарядки на свежем воздухе, внушавшей страх и отвращение даже моим молодым коллегам. У меня волчий аппетит, прекрасный сон. Совсем недавно поздним вечером мне удалось быстрым шагом вернуться домой с Рымарской улицы после десяти рюмок водки. Дважды за ночь я встаю с постели, чтобы вынести десять больших ночных горшков.

Я курю, но спиртным не злоупотребляю. Мой интеллект пригоден для выполнения незамысловатой повседневной работы.

Опыт развил во мне способность сосуществовать и сотрудничать даже с преступными элементами и врожденными дегенератами. Чванливые, упрямые глупцы воздерживаются от посещения моего дома, хотя я и не отвечаю им тем же. Мне представляется, что криминальные типы из персонала приюта на Дзельной добровольно оставят ненавистную им работу, на которой их по сю пору держит лишь трусость и инерция.

Далее проситель предлагал назначить ему месячный испытательный срок, который, ввиду срочности дела, должен начаться незамедлительно с предоставления ему комнаты и двухразового питания. «Под комнатой я имею в виду место для ночлега, что касается питания — если таковое есть, хорошо, а нет — так я обойдусь». Подпись: Гольдшмидт-Корчак. 9 февраля 1942 г.

Заявление, разумеется, было шуткой. Кто в юденрате отказал бы Янушу Корчаку в неблагодарной работе по спасению тысячи больных сирот, лежавших в собственных испражнениях и умиравших по десять — двенадцать человек в день? Должность он получил, но из двадцати тысяч злотых, требуемых им для этого приюта, ему выделили только одну тысячу.

Как Корчак и предполагал, нечистые на руку работники приюта на Дзельной делали все возможное, чтобы свести на нет его попытки предотвратить расхищение продуктов, предназначенных для детей. Он чувствовал себя «грязным, заляпанным кровью, смердящим, но и — хитрым, изворотливым. Ведь он жив, он спит, ест, иногда шутит». Правда, шутки стали невозможными, когда Корчак понял, что не может спасти большинство детей. Несмотря на его усилия обеспечить детей питанием, смертность достигала шестидесяти процентов. Просто-напросто не хватало ни продуктов, ни лекарств. Сам шатаясь от голода, он испытывал вину, когда что-нибудь ел в этом приюте. В своем дневнике он записал: «Война закончится, но люди еще долго будут смотреть в глаза друг другу и читать во встречном взгляде вопрос: Как ты выжил? Как тебе это удалось?»

Он повсюду искал поддержки.