Король Аттолии

– Ваше величество, – проговорил Ион. Король будто не слышал. Ион облизал губы и попробовал еще раз: – Ваше величество, – прошептал он. Король обернулся и устремил на него бесстрастный взгляд. – Я… я уверен… Уверяю вас… Никто не скажет ни слова.

Король провел рукой по лицу.

– Ладно уж, – сказал он. – Я переоденусь в гардеробной. Мне помогут Клеон и Ион. А остальные… – Он обвел глазами разгромленную спальню. – Приберитесь тут, как сумеете.

– Алтари священные, – прошептал Ламион, когда он ушел. – Он думает, во дворце есть хоть один человек, который этого не слышал?

Филологос провел пальцами по бархатным обрывкам балдахина. По кроватным столбикам словно колотили киркой. Дерево расщепилось и покрылось выбоинами, на удивление глубокими.

– Они не знают подробностей. И от нас не услышат.

– А им и не понадобится, – сказал Хиларион.

Филологос поковырял пальцами в дырах.

Лакеи начали собирать обломки кресел. Беспомощно посмотрели на стену, покрытую разноцветными чернильными кляксами. На ковре валялись небьющиеся чернильницы. Под ногами хрустели керамические осколки других чернильниц, более хрупких. Одна чернильница, лежавшая на боку, была сделана из резного диорита. От нее на стенной штукатурке осталась глубокая вмятина. Под королевским рабочим столом рассыпались сброшенные с него письменные принадлежности. Ручки и перья, бумаги и пресс-папье, которыми он придерживал их, когда писал, являли собой немое свидетельство королевской ярости и гнева.

Примолкшие слуги тщетно пытались понять, что произошло. Ведь, вернувшись после разговора с Гиппиасом, король был совершенно спокоен.

– Наш славный король не любит, когда к нему подсылают убийц.

– Он сердится не потому, что на него покушались, – резко ответил Филологос.

– Фил, дорогой, откуда тебе это известно?

Но Филологосу надоело их издевательское снисхождение:

– Потому что, Ламион, я не такой тупица, каким ты меня считаешь и каким сам являешься.

Пока Ламион переваривал это утверждение и силился понять, оскорбили его или нет, Хиларион твердо положил ему руку на плечо:

– Расскажи же нам, Филологос, о своих открытиях.

– Он сердится не потому, что Нахусереш покушался на него, – ответил им Филологос, – а потому что он сам не может в отместку убить Нахусереша.

– Потому что он король, – согласился Хиларион.

– Не потому что он король, – возразил Филологос, злясь на их тупоумие. – А потому что у него всего одна рука. – В эти слова он вложил всю горечь короля.

Лакеи еще раз окинули взглядом комнату, клочья ткани, изрезанной в бахрому, глубокие отметины на кроватных столбиках. И посмотрели на Филологоса с уважением.

– Вот о чем он не хочет рассказывать королеве.

Никто не стал спорить. Они занялись уборкой. Вымели осколки, расставили у стен то, что еще можно починить, и очень осторожно обсудили, как объяснить остальному двору, что королевский припадок вызван лишь неприязнью к Нахусерешу и ничем иным.

* * *

Костис, задыхаясь, мчался вверх по каменным ступенькам. Оставив позади последнюю мерцающую лампу, выскочил на темную сторожевую дорожку, тянувшуюся вдоль крыши дворца. Там, наверху, ждал Арис. У них за спинами высилась мрачная громада цитадели. Впереди раскинулся город. На темных улицах кое-где горели фонари. А дальше расстилалась гавань, в глубокой черноте моря тускло светились огоньки на кораблях. Костис поежился. Ночной воздух был прохладен, а он сильно вспотел, пока бежал через весь дворец за гонцом, которого послал Аристогитон. Глубокой ночью, в предрассветный час, гонец постучал в дверь и разбудил его.

– Что стряслось? – спросил Костис, сердясь, что его вытащили из постели, ничего не объяснив. – Твой гонец не стал…

– Тс-с. – Арис указал на внешнюю стену. Глаза Костиса, еще не привыкшие к темноте после освещенного внутреннего двора, разглядели на фоне неба лишь смутный силуэт.

– Неужели это… – прошептал Костис.

– Король, – подтвердил Арис.

– Он стоит прямо на зубце. – Костис много раз нес караул на этой стене и хорошо знал эти укрепления. С парапета высотой в пару футов поднимались зубцы длиной фута в три, кверху они сужались, образуя гребень. У него на глазах король дошел до края одного зубца и перемахнул на следующий.

Костис хотел было сказать: «Ну почему никто не велит ему спуститься?», как вдруг до него дошло, зачем Арис вытащил его из теплой постели.

– Нет, – твердо заявил он. – Только не я.

– Костис, прошу тебя.

– Где его треклятые лакеи? – прошипел Костис.

– У тебя за спиной, – послышался голос Иона.

Костис обернулся. В темноте стояла горстка лакеев. Когда Костис был с королем, они относились к нему совсем не по-дружески. Ясно давали понять, что в их гостиной не место простым солдатам. А теперь хотели, чтобы он велел королю спуститься со стены, пока тот не упал и не разбился вдребезги.

– Идите к черту. – Костис шагнул к лестнице.

– Прошу тебя, – взмолился Арис.

– Не мое это дело, – огрызнулся Костис. – К тому же дома он наверняка много раз проделывал такие штуки.