– Я тоже, – произнес он так тихо, что Костис едва расслышал. Релиус не нашелся, что ответить, лишь смотрел широко распахнутыми глазами.
– Чего ты хочешь от меня? – прошептал он. Из глаз покатились слезы. – Пришел отомстить? Я не могу тебе помешать. Действуй же. Ты теперь можешь делать все что хочешь. Никто тебя не остановит.
– Я хочу, чтобы ты мне поверил.
– Нет. – Дыхание стало прерывистым – Релиус тщетно пытался совладать с рыданиями, сотрясавшими израненное тело. Лицо скривилось от боли.
Король сдвинулся на самый край стула, склонился еще ниже к уху Релиуса. Костис не слышал его слов, зато услышал вскрик Релиуса:
– Да какая разница, верю я тебе или нет, если меня скоро не будет в живых? Как Телеуса.
Король откинулся на спинку стула и скривился от боли в боку:
– Значит, ты слышал еще не все. Она помиловала Телеуса.
– Лжец! – закричал Релиус. – Лжец!
– Да, я, конечно, лжец, – не стал спорить король, повернул голову и прислушался к шагам, приближавшимся по коридору. – Но сейчас я говорю правду и могу это доказать. Если я не ошибся – а это вряд ли, – то вот эти ноги, которые так сердито топают сюда, принадлежат самому капитану.
Король не ошибся. На пороге появился капитан со взводом гвардейцев. Он вошел и остановился возле королевского стула.
Капитан не сказал ни слова. Лишь протянул королю свернутый листок бумаги.
– Дай-ка угадаю, – сказал король. – Моя королева разжаловала Энкелиса и вернула тебя на прежний пост, и первое твое задание – отвести меня обратно в постель. Так?
Он одной рукой развернул лист бумаги, расправил на колене и прочитал.
И улыбнулся:
– Я избавлю тебя, Телеус, от тяжкой необходимости сопроводить мое бренное тело обратно в постель. Вместо этого закончи здесь то, что я начал.
Телеус вздрогнул от ужаса и отвращения. Поглядел на Релиуса, и ужас на лице сменился глубоким горем. Релиус ответил взглядом, в котором не было ни крохи надежды. Телеус остался жив только потому, что за него вступился король, и поэтому прекрасно знал свой долг.
– Я к вашим услугам, ваше величество, – произнес он, хоть его и мутило.
Эвгенидес встал со стула, обернулся к Телеусу и увидел его лицо:
– Капитан, ты меня не так понял. Я его помиловал.
За последние часы на долю Телеуса выпали и собственная неудача, и неминуемая гибель, и потеря лучшего друга, и спасение от руки человека, которого он презирал, и теперь его силы иссякли. Он возразил королю:
– Ее величество приговорила его к смерти.
Эвгенидес, раненый, усталый, окруженный стенами и вонью тюрьмы, в которой он когда-то потерял руку, в ответ прорычал без малейшего намека на насмешку:
– Король я или нет?
И подобно тому, как все быстрее и быстрее разрастается трещина в плотине, выпуская наружу бурлящие потоки воды, так и голос Телеуса, глубокий бас, от которого дрожали стены крохотной камеры, с каждым словом подымался все выше, пока наконец его крики не донеслись даже до парадного плаца.
– Да какая разница, король ты или не король! – орал он. – Думаешь, твоих приказов тут кто-нибудь слушается?
Он кричал что-то еще, но смысл его слов потонул в ответном крике короля. Тот заорал в ответ, столь же яростно и нечленораздельно, и слова их рикошетом отскакивали от стен и перемешивались в бессвязную какофонию, от которой Костису хотелось зажать уши. Телеус раздувался от ярости, а король кипел ею. И пусть Телеус был на голову выше короля, пусть он хотел подавить его чисто физическим превосходством, ему это не удалось. Король стоял на своем, точно дикий кот против дворового пса, и они кричали друг на друга, пока Телеус случайно не бросил взгляд на секретаря архивов. Релиус отвернулся и тщетно пытался спрятаться от этого шума. Телеус мгновенно смолк, и в звенящей тишине повисли последние слова короля:
– Я МОГУ ДЕЛАТЬ ВСЕ ЧТО ЗАХОЧУ!
В этот злосчастный миг в камеру заглянул тюремщик. Они с королем встретились взглядами, и глаза короля сузились, а тюремщика, наоборот, широко распахнулись. Потом сердитый румянец на королевских щеках потускнел. Послание королевы выпало из его руки, и лицо стало белым, как бумага, на которой оно было написано. Он потянулся за стулом, крюк неловко звякнул о верхний край спинки. Король пошатнулся, попытался удержаться единственной рукой. Филологос, оказавшийся ближе всех, потянулся было помочь, но попятился. Все ждали. Король ухватился за стул, впился глазами куда-то в пространство, и на его щеки медленно вернулась краска. Он дважды пытался что-то сказать и замолкал. Попробовал вздохнуть, сначала неглубоко, потом полной грудью, и наконец заговорил, не поворачивая головы.
– Мне неважно, чьим приказам ты тут подчиняешься, капитан, но ты обеспечишь, чтобы Релиуса перевели в дворцовый лазарет и показали врачу. И не здешнему костоправу, а настоящему. Приведите Петруса. Я забираю с собой твой взвод. А тебе оставляю мой. Отправь Костиса спать, пока он не свалился с ног.
Он подождал, не станет ли Телеус спорить.
Но первым со своей скамьи заговорил Релиус. Голос звучал прерывисто, но дерзко:
– Тебе мою преданность не купить.