Король Аттолии

Он получил ответ на пути в казармы, спускаясь по узкой лестнице. Свернув на площадку и ступив на следующий пролет, он оказался прямо перед окном во внешней стене дворца. Оно выходило в ту же сторону, что и королевское, и из него открывался тот же вид – залитый летним солнцем, обрамленный полумраком лестничного колодца. Костис прошел мимо, потом вернулся и выглянул еще раз. За окном виднелись только крыши нижней части дворца да город, окруженный стенами. Вдалеке тянулись горы, окаймлявшие долину Тустис, да бледно-голубое небо над ними. Важно было не то, что видел король, когда сидел у окна лицом к Эддису, а то, чего он там не видел.

Сердце Костиса сочувственно сжалось. Он сурово упрекнул этот слабый, вероломный орган, однако все равно не мог забыть, как его самого снедала тоска по дому. Хуже всего было первым летом в казармах, сразу после того, как он покинул родную ферму. Прежде ему никогда не доводилось уезжать от дома дальше чем на несколько миль, и, сколько бы он ни презирал своих родичей, все же охотно отдал бы месячное жалованье за то, чтобы увидеть знакомое лицо. Постепенно он нашел себе место в гвардии, и тоска понемногу ослабевала, однако он помнил ее очень хорошо и сразу прочитал на лице у короля, без надежды глядевшего в окно. До чего же это, наверно, тяжело – знать, что никогда не сможешь вернуться домой. Навсегда покинуть горы, где, как слыхал Костис, даже летом не бывает сильной жары, и поселиться на побережье, где редко идет снег. Неудивительно, что король отказался от других, более роскошных покоев и поселился здесь, в комнате, окно которой выходит в сторону Эддиса.

Ну и что? Костис снова зашагал вниз. Да какая ему разница, тоскует ли король по дому? Эвгенидес сам навлек на себя эту участь. Оставался бы лучше в Эддисе. Никому он в Аттолии не нужен – ни королеве, ни гвардейцам, ни лакеям…

– Тьфу ты! – Костис опять остановился. Забыл рассказать королю о Седжанусе!

Возвращаться уже поздно. Ругаясь про себя, он побрел по ступенькам дальше.

Глава седьмая

Вернувшись к себе, Костис увидел Аристогитона. Тот сиял улыбкой от уха до уха.

Но Костису было не до шуток.

– Меня выгнали, – напрямую заявил он. И в тот же миг Аристогитон объявил:

– Меня повысили.

– Что? – переспросили оба.

– Меня выгнали, – повторил Костис.

– Значит, ты рассказал ему и о Сузе, не только о королеве?

– Да.

– И он взбеленился от ярости.

– Нет. Он извинился передо мной и очень вежливо сказал, что я могу идти.

– Извинился?

– Очень любезно.

– Вот негодяй.

Костис кивнул:

– Терпеть его не могу.

– И как там с крохами самоуважения? Удалось вернуть?

– Нет, – ответил Костис. – Ни зернышка, ни песчинки. Если бы он на меня взъярился, если бы отослал к чертям на кулички куда-нибудь во Фракию…

– Ты бы считал, что заслужил это наказание, и принял бы его по-мужски. Сам понимаешь, если бы ты намеренно продался Сузе, то стал бы бесчестным, но богатым подонком, который любуется на горы серебра.

– По дороге сюда я оставил монетку на алтаре Мираса.

Арис застонал.

– Прости. Я испортил тебе радостную новость. Тебя повысили?

– И меня, и весь мой взвод, – сообщил Аристогитон. – Нас перевели в Третью центурию. С завтрашнего дня приступаем к новым обязанностям.

– В Третью? Будешь нести службу во дворце?

– Меня прикомандировали к королю. – Глядя, как Костис разинул рот, Арис улыбнулся. – Мне так хотелось посмотреть, как он над тобой измывается.

– Но как же это можно? Ты еще не дослужился до такого повышения.

– Премного благодарю за такое мнение о моей репутации.

Костис улыбнулся:

– Искренне извиняюсь. Я мерзавец. Несомненно, в Третьей центурии тебе самое место, ты должен стать ее центурионом и не меньше чем лейтенантом.

– М-да, – протянул Арис. – Я почему-то не сомневаюсь, что этим повышением мы все обязаны нашему писаному красавчику Легарусу.

– Вот оно что, – осенило Костиса. – Повышен за красивую мордашку?

– Он из хорошей семьи. Но у него не хватит мозгов, чтобы получить повышение за собственные заслуги. Но если повысили меня и вместе со мной весь взвод…

– То Легарус станет нести почетную службу в Третьей центурии и будет иметь доступ во дворец. И к кому-то во дворце…

Арис сказал:

– Да, полагаю, так оно и есть, но мои понятия о чести не слишком строги и я не стану жаловаться, что меня незаслуженно повысили в Третью центурию. Наоборот, я собираюсь это отпраздновать. – Он достал принесенную амфору. – А пока я праздную, ты можешь утопить свои печали, – сказал он Костису.

– С удовольствием, – отозвался тот.

* * *

В разгар празднования Костис задал Арису терзавший его вопрос:

– Как ты думаешь, вор хотел стать королем?

– Конечно, – ответил Арис.

Костис, приняв этот ответ за чистую монету, с удивлением услышал продолжение:

– А кто бы отказался жениться на женщине, которая отрубила тебе правую руку?

Костис вздрогнул.

– Все считают это блестяще подстроенной местью, – продолжал Арис. – Но я бы лучше сам себе горло перерезал, чем женился на ней. А ведь она мне ничего не отрубала.

– Я думал…