Коробка в форме сердца

И Джуд, по-прежнему безучастно наблюдавший за самим собой откуда-то со стороны, увидел, как хватает пробегающую мимо Джорджию за волосы. Запрокинув голову, Джорджия взвилась в воздух, а Джуд с разворота, рывком швырнул ее под ноги, да так, что от удара в студии вздрогнула мебель. Стопка компакт-дисков, упавшая с края стола, беззвучно рассыпалась по полу. Тем временем нога Джуда безошибочно угодила упавшей подруге в живот. Хороший, жесткий удар — и Джорджия скорчилась, сжалась в комок… вот только Джуд уже секунду спустя сам не сумел бы сказать, зачем это сделал.

— Вот так, другой разговор, — вновь похвалил его мертвец.

Доносящийся из тишины голос мертвеца здорово сбивал Джуда с толку. Слова казались чем-то осязаемым вроде пчел, жужжащих, гоняющихся друг за дружкой внутри его головы, а стоило им вылететь наружу, голову, сделавшуюся пчелиным ульем, переполняла восковая, разбитая на множество шестигранных ячеек пустота. Необычайная легкость и пустота в голове всерьез угрожали свести Джуда с ума, если не отыскать, не вернуть себе собственный голос и мысли.

— Давай, давай, покажи этой сучке — прости уж на грубом слове. Покажи ей. Бери револьвер, скорее.

Джуд со всех ног бросился через комнату, к упавшему со стола револьверу — шаг, другой, припасть на колено, чтобы поднять его…

Собак он не слышал, пока не потянулся к оружию, но тут до ушей его донесся визгливый, захлебывающийся лай на два голоса. Внимание зацепилось за этот лай, точно широкий рукав за гвоздь, торчащий из стенки. Новые звуки в бездонном безмолвии, не нарушаемом ничем, кроме голоса Крэддока, поразили Джуда до глубины души. Окно позади стола по-прежнему оставалось слегка приоткрытым. На миг лай утих, но тут же возобновился — пронзительный, яростный… вот Ангус… а это Бон…

— Давай, парень, давай. Бери револьвер, кончай с ней.

Взгляд Джуда скользнул к небольшой мусорной корзине возле стола, к осколкам платинового диска, торчащим из мусора кверху остриями, точно гнездышко из серебрящихся хромом ножей. Собаки лаяли наперебой, и хоровой лай Ангуса с Бон, прорвав брешь в плотной ткани безмолвия, помог вспомнить их запахи — кислую вонь сырой шерсти, жаркий звериный дух из пастей. Увидев в одном из осколков свое отражение, Джуд вздрогнул, потрясенный гримасой ужаса и отчаяния на окаменевшем лице, однако спустя еще миг в голове, смешавшись с несмолкающим лаем собак, забрезжила собственная мысль, зазвучал собственный голос: «Нет у него власти ни над одним из вас — никакой, кроме той, которую вы сами ему и даете!»

Рука Джуда, миновав револьвер, потянулась к мусорной корзине, замерла над ней. Нацелившись основанием левой ладони на самый острый, самый длинный с виду осколок, Джуд подался вперед, навалился на острие всей тяжестью тела. Осколок глубоко вошел в мясо, ладонь и запястье пронзила резкая боль такой силы, что в глазах помутилось от навернувшихся слез. Не сдержавшись, Джуд вскрикнул, отдернул руку, зажал рану правой ладонью. Из-под ладони ручьем хлынула кровь.

— Эй, парень, ты что над собой творишь? — удивился дух Крэддока.

Однако Джуд его больше не слушал: пропоротая едва не до кости, ладонь отвлекла все внимание на себя.

— Я тебя не отпускал, — не унимался Крэддок.

Но мертвец ошибался — просто пока что не знал об этом. Потянувшись мыслью к собачьему лаю, как утопающий тянется к спасательному кругу, Джуд нащупал его, вцепился в него что было сил, поднялся на ноги.

Собаки. К собакам нужно, скорее. От этого зависит и его жизнь, и жизнь Джорджии.

Конечно, с точки зрения разума эта идея казалась лишенной всякой рациональной основы, однако и на разум, и на рациональность Джуду сейчас было плевать. Сейчас его волновало одно: что — правда, а что — нет.

Боль, алой лентой зажатая между ладонями, уводила прочь от голоса мертвеца, указывала дорогу назад, к собственным мыслям. Не боявшийся боли с раннего детства, Джуд время от времени, в прошлом, даже стремился к ней сознательно. Ладонь и запястье отчаянно ныли — очевидно, осколок вошел глубоко, и эта боль несла с собой радость, казалась подлинным чудом. Поднимаясь, Джуд мельком увидел свое отражение в оконном стекле и обнаружил, что ухмыляется, скалится во весь рот, однако оскал в обрамлении бороды выглядел куда страшнее недавней гримасы ужаса на лице.

— Вернись немедля, — велел Крэддок.

Джуд, сбившись с шага, приостановился, но тут же опомнился, двинулся дальше. Проходя мимо Джорджии, он взглянул на нее (оглядываться и проверять, что там делает Крэддок, поостерегся). Скорчившаяся на полу, схватившись за живот, Джорджия подняла взгляд. Исполненные мольбы и неуверенности, затуманенные болью, глаза ее блестели под прядями челки, веки подрагивали, щеки взмокли от пота.