— К осени 1988 года ситуация была такова: при всяких драматических обстоятельствах Слава решил разогнать «Наутилус»… Я, естественно, не числился в числе разогнанных и отнесся к этому спокойно. Потому что считал, что группа уже износила себя… Разогнаны были все, кроме Бутусова и меня. И Слава, в общем-то, хотел оставить Лешу Могилевского и Егора Белкина, а остальных уволить. Он хотел разогнать всю старую гвардию: Пифу, Алавацкого, Елизарова, Хоменко. Эта четверка проходила у нас в разговорах по кличке «Битлз». Я к этой идее отнесся положительно… Затем, спустя некоторое время, Бутусов внезапно вспомнил про Умецкого. Насчет Димы я немного напрягся и спросил: «Слава, а ты его давно видел?» «Давно», — ответил Слава. «И что? Он ведь у нас очень московским стал?» Слава сказал: «Это неважно!»
Бутусов всю жизнь не любит деление людей по национальностям и городам… Это другая крайность, тоже очень опасная… Итак, они встречаются в Москве и начинают что-то делать. Я звоню Диме и понимаю, что мне не дают Бутусова к телефону. Потом Умецкий все-таки решился: «Давай встретимся!» Это произошло после длительного перерыва в несколько месяцев, и я все же приехал в Москву.
«Слава не в состоянии сам контактировать с окружающим миром, — заявил Умецкий. — Он не понимает, что нужно отвечать и говорить. Поэтому говорить буду я и моя жена Алена. Ты будешь передавать нам тексты, а я буду передавать тебе деньги!»
Меня эта ситуация обидела и напрягла. Летом 1989 года я еще раз съездил к ним, пытаясь установить контакт. Они встретились со мной, но Бутусова не показали. И показать не могли, потому что Слава лежал в больнице с сотрясением мозга и с переломом скуловой кости. Потому что в гостинице «Россия» ему навешали ******** азербайджанцы. Произошло это по вине Умецкого, но это так, сплетни… Я был в очень настороженном состоянии и решил для себя, что раз такое продолжается, мне это уже неинтересно. Потом между Бутусовым и Умецким случился очередной разрыв, а я отказался от премии Ленинского комсомола…
Затем мне позвонил новый директор и сказал, что нужно приехать. Мол, мы начинаем работать по-новому, набрали новый состав, будем снимать кино. Надо разобраться с материалами, которые сняли. Надо разобраться, как быть с Умецким и его покровителями, которые требуют назад аппаратуру…
Я приехал в Питер, пожил у них, пописал вместе с Леней Порохней сценарий для фильма, который так и не вышел. Сделал новый песенный материал. Честно говоря, материал был написан еще осенью 1989 года, но я его не хотел отдавать, потому что в группе еще находился Умецкий. Из отданных мною стихов Слава скроил два альбома: «Наугад» и «Чужая земля». Я в это не лез. Изредка появлялся у Бутусова в Питере, пару раз заезжал к ним на гастроли. Мне не нравилась убогая обстановка, эти пьяные гитаристы и все прочее.
А потом у меня с «Наутилусом» случился перерыв. Я не знал, будем ли мы вместе работать или нет. У меня в Екатеринбурге был свой проект — культурологический журнал, и я им с удовольствием занимался. А они где-то там ездят, опять начались проблемы с администраторами, которые не хотят давать денег, не берут меня в Америку, в Японию, еще куда-то. И я махнул рукой — да пошло это все на хер!!!
16. Имя стены
Как пел когда-то Боб Дилан, времена сильно поменялись. Но трагические события вокруг «Наутилуса» никак не повлияли на философию Кормильцева. Он по-прежнему оставался в центре рок-н-ролльной жизни и заслуженно считался одним из главных идеологов уральской сцены. В особенности после того, как в «Московском комсомольце» был опубликован его аналитический репортаж с III фестиваля Свердловского рок-клуба. В самом конце этого эпохального материала, напечатанного миллионным тиражом, красовалась скромная подпись: «Илья Кормильцев, поэт, переводчик, член жюри фестиваля».
В этот период всесоюзную прессу буквально захлестнула волна публикаций о поэте «Наутилуса». О нем писали буквально все: от подпольного журнала «Урлайт» до газеты Московской рок-лаборатории «Сдвиг-афиша». В «Уральском следопыте» вышло архивное интервью с Бутусовым и Кормильцевым, еженедельник «Семья» опубликовал подборку стихотворений, а «Собеседник», «Юность» и «Комсомольская жизнь» напечатали интервью с поэтом.
Надо отдать Илье должное: шум вокруг собственной персоны он воспринимал достаточно спокойно. В статусе признанного мэтра он посетил крупную научно-практическую конференцию, где в итоге сумел здорово отличиться. Собственно, из таких многочисленных историй и баек рождалась впоследствии мифология «позднего» Кормильцева.